--- Оглавление ---

Священная магия Абрамелина Мага

Священная Магия, которую Бог дал Моисею, Аарону, Давиду, Соломону и другим Святым, Патриархам и Пророкам, учившим Истинной Божественной Мудрости. Завещана Авраамом Ламеху, Своему Сыну.


Предисловие:
С.Л. Мак Грегор Мазерс

Название, местонахождение и содержимое парижской Библиотеки Арсенала известны лишь немногим из приезжих англичан и американцев (вероятно, ввиду того обстоятельства, что в столь незаменимом бедекере ей уделено всего три-четыре строки), хотя Национальную библиотеку и Библиотеку Мазарини знают почти все, по крайней мере на вид.

Библиотека Арсенала, как ее называют ныне, выросла на основе частной коллекции Антуана Рене Вуайе д’Аржансона, маркиза де Польми, которая открылась для публики 9-го флореаля, на пятом году Французской республики (иными словами, 28-го апреля 1797 года), то есть всего лишь около века назад. Упомянутый маркиз де Польми родился в 1722 году, умер в 1787-м и успел за свою жизнь побывать военным министром, а затем послом в Швейцарии, Польше и Венецианской республике. Поздние годы он посвятил составлению этой библиотеки, которая теперь считается одной из самых богатых среди известных частных коллекций. В 1785 году ее приобрел граф д’Артуа, а в наши дни она принадлежит государству. Располагается она на правом берегу Сены, на улице Сюлли, близ реки и неподалеку от площади Бастилии, и носит название «Библиотека Арсенала». В настоящее время в ней хранится около 700 тысяч печатных книг и около 8 тысяч рукописей, многие из которых представляют значительную ценность1.

Много лет назад я услыхал о существовании этой рукописи от одного прославленного оккультиста, ныне покойного, а не так давно снова обратил на нее внимание благодаря моему другу, известному французскому писателю, лектору и поэту Жюлю Буа, некоторое время назад ставшего проявлять интерес к оккультным темам2. Из упомянутого первым источника я узнал, что с рукописью этой были знакомы Бульвер-Литтон3 и Элифас Леви и что первый использовал образ Абра-Мелина как один из прототипов для своего мудреца-розенкрейцера Мейнура, а при обрисовке так называемой обсерватории сэра Филипа Дерваля в «Странной истории» до некоторой степени заимствовал материал и черпал вдохновение из описания магической молельни и веранды, приведенного в одиннадцатой главе второй книги настоящего труда. Также и способы, к которым прибегает Мейнур в «Занони» для обучения неофита Глиндона, вкупе с испытанием, когда он ненадолго оставляет ученика у себя дома одного, а затем неожиданно возвращается, безусловно очень похожи на те, что применял Абра-Мелин для обучения Авраама, с тем лишь различием, что последний с честью выдержал испытание, а Глиндон потерпел неудачу. Кроме того, именно такие эксперименты, как те, что в подробностях описываются в третьей книге, имел в виду автор «Странной истории», когда заставил сэра Филипа Дерваля в рукописной истории своей жизни упомянуть о неких книгах с изложением оккультных опытов, иные из которых он испробовал и, к своему удивлению, преуспел.

Редчайший и, возможно, единственный в своем роде рукописный экземпляр «Священной магии Абра-Мелина», по которому выполнен настоящий перевод, представляет собой французский перевод с оригинальной древнееврейской рукописи Авраама Еврея. В нем использована техника письма, обычная для конца семнадцатого — начала восемнадцатого столетий, и написан он, очевидно, той же рукой, что и другой магический манускрипт из Библиотеки Арсенала — «Пикатрикс»4. Других подобных экземпляров или списков этой «Священной магии Абра-Мелина» я не встречал нигде, даже в Британском музее, где хранится огромное собрание оккультных рукописей, изученное мною чрезвычайно тщательно. Не доходило до меня и никаких сведений о существовании других копий5. Таким образом, представляя ныне этот перевод широкой общественности, я чувствую, что приношу подлинный дар английским и в особенности американским исследователям оккультизма, ибо вручаю им ранее недоступный магический труд, столь важный с оккультной точки зрения.

Этот манускрипт подразделяется на три книги, каждой из которых предпослан отдельный титульный лист, обрамленный несложным орнаментом, выполненным красными и черными чернилами, каковой орнамент, по всей очевидности, не несет в себе ни малейшего символического значения, а всего лишь добавлен добросовестным переписчиком, дабы придать титульному листу аккуратный и завершенный вид. Текст на всех трех титулах один и тот же: «Livre Premier (Second или Troisieme, в соответствующем случае) de la Sacree Magie que Dieu donna a Moyse, Aaron, David, Salomon et a d'autres Saints Patriarches et Prophetes qui enseigne la vraye sapience Divine Iaissee par Abraham a Lamech son Fils traduite de l'hebreu 1458» (Книга Первая (Вторая или Третья, в соответствующем случае) Священной Магии, которую Бог даровал Моисею, Аарону, Давиду, Соломону и другим святым патриархам и пророкам, каковая преподаёт истинное божественное знание, переданное Авраамом своему сыну Ламеху, переведена с иврита в 1458 году). Перевод этого заглавия я привожу в начале каждой из трех книг.

На форзаце исходной рукописи имеется следующая пометка, выполненная почерком конца восемнадцатого века:
«Этот том содержит три книги, первая из которых здесь. — Авраам и Ламех, о которых здесь идет речь, были евреями и жили в пятнадцатом веке, а всем известно, что евреи того времени, владевшие Соломоновой каббалой, почитались наилучшими из чародеев и астрологов».

Далее следует еще одна приписка, сделанная современным почерком:
«Том состоит из трех частей -
1-я часть 102 страницы
-“- 194
-“- 117
---------------413
Июнь, 1883»

Язык исходной французской рукописи несколько смутен и невразумителен, каковые два качества прискорбно усугубляются почти полным отсутствием какой бы то ни было пунктуации и сравнительно редким членением текста на абзацы. В большинстве случаев даже конец предложения не отмечен точкой, а начало следующей фразы — заглавной буквой. Вот пример из заключительной части третьей книги: «Cest pourquoy la premiere chose que tu dois faire principalement ates esprits familiers sera de leur commander de ne tedire jamais aucune chose deuxmemes que lorsque tu les interrogeras amoins queles fut pour tavertir des choses qui concerne ton utilite outon prejudice parceque situ ne leur limite pas leparler ils tediront tant etdesi grandes choses quils tofusquiront lentendement et tu ne scaurois aquoy tentenir desorte que dans la confusion des choses ils pourroient te faire prevariquer ettefaire tomber dans des erreurs irreparables ne te fais jamais prier en aucune chose ou tu pourras aider et seccourir tonprochain et nattends pas quil tele demande mais tache descavoir afond…» и т.д. Этот отрывок дает достаточно ясное представление о качестве языка в целом. Однако первую книгу отличает гораздо более разговорный стиль, чем вторую и третью, ибо в ней Авраам обращается непосредственно к Ламеху, своему сыну, и на всем ее протяжении глаголы и местоимения второго лица употребляются в единственном числе. Поскольку не всем английским читателям это известно, пожалуй, стоит отметить, что французское местоимение «tu» — соответствующее английскому «thou» [«ты»] — используют в общении между собой только очень близкие друзья и родственники, муж и жена, любовники и т.д.; более же распространенным способом обращения к миру вообще служит «vous» — «вы». В священных книгах, молитвах и т.д., там где мы используем местоимение «thou», во французском употребляется «vous», так как оно звучит более торжественно, нежели «tu». От последнего происходит французский глагол «tutoyer» — «быть хорошо знакомым с кем-либо», «быть с кем-либо на дружеской ноге» или даже «проявлять бесцеремонную фамильярность». Итак, в первой книге содержатся различные советы по магии и описание путешествий и приключений Авраама, а также упоминаются многие чудесные деяния, которые ему удалось свершить при помощи этой системы священной магии. Вторая и третья книги (которые содержат собственно магическую систему Абра-Мелина и основаны на двух рукописях, врученных им Аврааму Еврею и дополненных замечаниями последнего) отличаются по стилю от первой: для них характерен вычурный и местами не очень вразумительный слог и, кроме того, вместо «tu» по большей части используется множественное число второго лица — «vous».

Таким образом, структуру данного труда можно описать в общих чертах следующим образом:
Первая книга — советы и автобиография, адресованные сыну автора, Ламеху.
Вторая книга — полное общее описание способов обретения желаемых магических сил.
Третья книга — способы приложения этих сил для получения великого множества магических результатов.

В исходном тексте все главы второй и третьей книг снабжены особыми подзаголовками, но в первой книге таковые отсутствуют. В «Оглавлении» я восполнил этот недостаток, подробно перечислив темы, затрагиваемые в каждой из глав первой книги.

Авраам свидетельствует, что получил эту систему священной магии от мага Абра-Мелина, и утверждает, что самолично и доподлинно добился большей части чудесных результатов, описанных в третьей книге, а также и многих других, в ней не упомянутых.

Кто же такой этот Авраам Еврей? Рукопись об этом умалчивает, однако не исключено, что он был потомком Авраама Еврея, написавшего на двадцати одном листе древесной коры или папируса знаменитый алхимический труд, который попал в руки Николя Фламеля и благодаря изучению которого последний, как утверждают, в конце концов обрел «камень мудрецов». От церкви Сен-Жак де ла Бушри сохранилась до наших дней только башня, стоящая неподалеку от площади Шатле, минутах в десяти пешего ходу от Библиотеки Арсенала; близ этой башни проходит улочка, названная в честь Николя Фламеля, так что память о нем в Париже жива и по сей день, как и память о церкви, по соседству с которой он жил и для которой, по обретении Философского Камня, вместе со своей женой Пернеллой пожертвовал деньги на воздвижение роскошной колоннады6.

Автор настоящего труда, по собственным его словам, родился в 1362 году, а этот манускрипт написал для своего сына Ламеха в 1458-м, на девяносто шестом году жизни. Из чего следует, что он был современником и Николя Фламеля с Пернеллой, и таинственного Христиана Розенкрейца, основавшего в Европе знаменитый Орден, или Братство, Розенкрейцеров. Подобно последнему, Авраам с младых лет почувствовал жажду магических знаний; подобно ему же и Фламелю, он отправился в странствия, на поиски мудрости посвященных; и, подобно им обоим, возвратился домой чудотворцем. В те времена почти повсеместно полагали, что обрести тайные знания может лишь тот, кто готов покинуть свой дом и отечество и претерпеть все опасности и тяготы путешествия; до некоторой степени это убеждение сохранилось и по сей день. Примером тому служит жизнь покойной мадам Блаватской.

Эпоха, в которую жил Авраам Еврей, знаменовалась почти повсеместной верой в магию и почтением к ее знатокам; в качестве примеров можно назвать Фауста (который, вероятно, также был современником автора нашего текста), Корнелия Агриппу, сэра Майкла Скотта и многих других, не говоря уже о прославленном докторе Ди, жившем несколько позднее. История последнего, его сотрудничество с сэром Эдвардом Келли и роль, которую он играл в европейской политике своего времени, слишком хорошо известны, чтобы рассказывать о них здесь еще раз.

Каждому, кто внимательно прочтет этот труд, станет очевидно, что Авраам Еврей ни на йоту не уступал любому из перечисленных магов в политической влиятельности. Туманная тень его различима за хитросплетениями переворотов, охвативших Центральную Европу в те грозные и поучительные времена, ибо адепты, подобные ему, всегда выходят на подмостки истории во дни великих государственных кризисов. То была эпоха, удостоившаяся одновременно трех враждующих между собой претендентов на два главных рычага власти того времени — папство и Священную Римскую империю; эпоха, когда ревнивое соперничество епископатов, падение династий и судороги, сотрясавшие римско-католическую церковь до самых основ, гудели по всей Европе набатным колоколом той беспощадной борьбы, что неизбежно предшествует общественному переустройству, того неистового водоворота общенародных катаклизмов, что поглощает цивилизацию прошлого, дабы подготовить ее грядущее преображение. Историческое значение таких людей, как автор этого труда, всегда недооценивают и обычно подвергают сомнению; однако же сам их выход на арену политики и истории подобен тем письменам на стене, что явились на пиру Валтасара: «мене, мене, текел, упарсин!» — вопиет он неразумному и недогадливому миру.

Полную и подлинную историю жизни любого адепта может написать только он сам; но и в этом случае многие ли сочтут ее достоверной, когда она предстанет перед глазами публики? Даже тот краткий и отрывочный рассказ о примечательных событиях в жизни нашего автора, что содержится в первой книге этого труда, покажется большинству читателей совершенно неправдоподобным. Но что непременно поразит даже усомнившихся, так это колоссальная вера, которой обладал сам этот человек и о которой свидетельствуют его долгие и опасные странствия в местах глухих и диких, труднодоступных даже в наши дни со всеми их благами транспортного сообщения. И вера эта в конце концов была вознаграждена, хотя и лишь после того, как даже он едва не поддался разочарованию и не вкусил горечь сокрушенных надежд. Подобно своему великому тезке, прародителю еврейского народа, не напрасно он покинул свой дом, свой «Ур Халдейский», дабы обрести в конце пути тот свет тайной мудрости, о коем столько лет стенала его душа. Венцом его странствий стала встреча с египетским магом Абра-Мелином. От него Авраам получил систему магического руководства и практики, которая изложена во второй и третьей книгах настоящего труда.

Имя этого мага в исходном тексте пишется несколькими разными способами, и в своем переводе я сохранил эти расхождения. Встречаются следующие варианты: Абра-Мелин, Абрамелин, Абрамелим и Абраха-Мелин. Для титульного листа я выбрал написание «Абра-Мелин», и его же придерживаюсь в этом предисловии.

Насколько можно судить по тексту, основным местом жительства Авраама Еврея по возвращении из путешествий стал Вюрцбург, или, как его называли в средние века, «Гербиполис». Авраам женился на своей двоюродной сестре, и та родила ему двух сыновей, старшему из которых, Иосифу, он преподал тайны священной каббалы, а младшему, Ламеху, оставил в наследство эту систему священной магии и адресовал первую книгу своего труда. Кроме того, Авраам упоминает трех своих дочерей, за каждой из которых он дал в приданое 100 тысяч золотых флоринов. Он прямо утверждает, что и жену, и огромное богатство — 3 миллионов золотых флоринов — он получил с помощью некоторых из тех магических операций, что описаны в третьей книге. Далее он сообщает, что наклонности к каббалистическим и магическим занятиям пробудились в нем под влиянием неких наставлений в тайнах каббалы, полученных в юности от отца, так что после смерти последнего самым заветным желанием Авраама стало отправиться в путь, на поиски посвященного учителя.

Ученику, искренне и усердно стремящемуся постигать оккультные науки, данный труд непременно принесет великую пользу, ибо он поощряет столь редкостное и столь необходимое качество, как непоколебимая вера, помогает научиться отличать истинные магические системы от ложных и предоставляет множество указаний о том, как добиваться различных магических результатов, — указаний, которые автор, по его собственным словам, успешно испытал на деле.

Особую ценность представляют замечания Авраама Еврея о различных знатоках «неназываемого искусства», которых он встречал в своих скитаниях и странствиях, рассказы о многих чудесных деяний, которые он совершил и, самое главное, приведенная в третьей книге подробная классификация магических опытов, дополненная его наблюдениями и советами.

Не менее интересны и упоминания о многих выдающихся особах того времени, для которых или же против которых Авраам творил свои чудеса: о германском императоре Сигизмунде; о графе Фридрихе Воителе; о епископе города, в котором он проживал (по-видимому, это был либо Иоанн I, в 1403 году с благословения папы Бонифация IX положивший начало строительству Вюрцбургского университета, либо Эхтер Меспельбруннский, завершивший этот благородный труд); о графе Уорвикском; о Генрихе VI Английском; о соперничавших между собой римских папах — Иоанне XXIII, Мартине V, Григории XII и Бенедикте XIII; о Констанцском соборе; о герцоге Баварском; о герцоге Леопольде Саксонском; о греческом императоре Константине Палеологе и, возможно, об архиепископе Магдебургском Альберте, а также о некоторых предводителях гуситов, — поистине славный перечень имен для той беспокойной эпохи!

Учитывая, в какое время жил Авраам и к какой национальности он принадлежал, мы видим, что его религиозные воззрения были достаточно широки: он не только утверждает, что овладеть этой системой священной магии может кто угодно, будь то иудей, христианин, мусульманин или язычник, но и постоянно предупреждает Ламеха, что менять религию, в которой человек был воспитан, не следует; некоторые неудачи парижского мага Иосифа (единственного — не считая самого Авраама и Абра-Мелина — названного в книге человека, который был знаком с этой магической системой) он объясняет именно тем, что Иосиф вырос в христианской вере, но отрекся от нее и стал иудеем. С оккультной точки зрения, на первый взгляд не вполне понятно, какой оккультный вред может нанести подобный поступок. Но не следует забывать, что в ту эпоху переход в другое вероисповедание непременно подразумевал абсолютное, торжественное и окончательное отречение от веры в истинность той религии, которую обращенный исповедовал прежде. В этом и таится опасность, ибо каковы бы ни были заблуждения, искажения и ошибки той или иной отдельно взятой формы религии, основой и источником всех религий остается признание высших божественных сил. Следовательно, отвергая какую бы то ни было религию (вместо того, чтобы отречься лишь от ошибочных или ложных ее элементов), мы тем самым формально и церемониально отвергаем те истины, на которых она зиждется; и если человек, совершивший подобное, начнет затем выполнять операции священной магии, то он будет вынужден утверждать всей мощью своей воли те самые формулы, от которых он некогда магически и церемониально (хотя и по неведению) отрекся; и всякий раз, как он попытается это сделать, оккультный Закон Противодействия воздвигнет на пути к желаемому результату магическое препятствие — воспоминание о том церемониальном отречении, прочно запечатлевшемся в его ауре. И сила этого противодействия будет в точности соответствовать способу отречения и той мере, в которой человек отверг свою былую веру. Ибо величайшее и самое пагубное из препятствий на пути магического действия — это неверие, поскольку неверие пресекает и прекращает усилие воли. Это очевидно даже в самых обычных и естественных делах. Ни один ребенок не научится ходить и ни один студент не усвоит формулы какой бы то ни было науки, если они будут постоянно думать о том, что их усилия тщетны и результат недостижим. Поэтому все адепты и все великие учителя религии и магии неизменно настаивают на том, что вера решительно необходима.

Однако при всей видимой широте взглядов, выражающейся в признании достоинств за всеми религиями, автор настоящего труда, как это ни прискорбно, не свободен от привычной несправедливости и зависти по отношению к женщине, которые отличали мужчин на протяжении стольких веков и которые, насколько я могу судить, произрастают единственно из простого глубинного осознания того факта, что женщина, избавленная от многовековых ограничений и получившая возможность состязаться с мужчиной на равных в какой бы то ни было области, очень скоро докажет свое превосходство, подобно амазонкам древности, каковые (что невольно признают даже греки, их заклятые враги) были в конце концов побеждены лишь численным преимуществом, но никак не преимуществом в доблести. Правда, Авраам Еврей скрепя сердце допускает, что овладеть священной магией может девственница, но в то же время не советует магам брать учениц. Лучшим ответом на это будут те успехи, которых добились многочисленные исследовательницы оккультных наук в наших дни.

Но, оставив в стороне вышеупомянутые недостатки, отметим, что совет Авраама о необходимости употреблять обретенную магическую силу во славу Господа, на благо и в помощь ближнему и ради всей сотворенной жизни достоин высочайшего уважения; и пользоваться этой силой должен лишь тот, кто чувствует, что наивысшее его желание — действовать по велению своей веры.

Однако другой его совет, касающийся уединенной жизни для тех, кто обрел магическую силу по его системе (я не имею в виду полугодовое затворничество, предписанное для подготовки к этому достижению), не согласуется с его рассказом о собственной жизни, ибо сам Авраам постоянно участвовал в интригах и переворотах своего времени. Кроме того, сколько бы доводов ни приводилось в пользу жизни отшельника или анахорета, на деле этому совету следуют лишь немногие из тех адептов, кого я назвал бы посвященными и чудодейственными посредниками между великими сокровенными адептами и внешним миром. Примером первого рода адептов служит автор настоящего труда, примером второго — Абра-Мелин.

Особая методика или система магии, излагаемая в этом труде, до некоторой степени «самобытна» — но лишь до некоторой степени. Уникальность ей придает в первую очередь способ ее применения. В магии, или, так сказать, в науке управления тайными силами Природы, всегда существовало две великие школы: одна — великая во благе, другая — великая во зле. Первая — магия света, вторая — тьмы; первая в основном опирается на знание и призывание ангельских сущностей, вторая — на вызывание демонических порождений. Первую обычно именуют белой магией, противопоставляя ее второй — черной магии.

Таким образом, призывание ангельских сил — это идея, общая для множества трудов по магии, и то же самое можно сказать о церемониях договоров со злыми духами и принесения последним клятвы повиновения. Однако система, изложенная в настоящем труде, основана на следующих представлениях: a) добрые духи и ангельские силы света превосходят мощью падших духов Тьмы; b) эти последние в наказание осуждены служить посвященным в тайны магии Света (данная идея встречается в Коране); c) ввиду этого все обычные материальные результаты и феномены достигаются усилиями злых духов, обычно находящихся в подчинении у добрых; d) соответственно, если злым демонам удается вырваться из-под власти добрых [духов], нет таких злодеяний, на которые они бы не пошли в своей жажде мщения; e) следовательно, вместо того чтобы повиноваться человеку, они в первую очередь стараются его поработить, вынуждая его заключать с ними договоры и соглашения; f) во исполнение этой цели они всеми возможными способами добиваются того, чтобы он впал в одержимость; g) таким образом, для того, чтобы стать адептом и, соответственно, подчинить их себе, необходимы величайшая твердость воли, единство души и замыслов и сила самообладания. h) достичь этого можно лишь посредством самоотречения во всех областях; i) таким образом, человек — это посредник и естественный управитель природы, срединной между ангелами и демонами, и, сообразно этому, к каждому человеку от рождения приставлены и ангел-хранитель, и злой демон (не считая некоторых духов, каковые могут стать его слугами), и только от самого человека зависит, какая из двух этих сторон одержит победу; j) поэтому, дабы обуздать и поставить себе на службу низшее и злое начало, человек должен познать высшее и благое (т.е., на языке современной теософии, познать свое высшее Я).

Из вышесказанного вытекает, что цель magnum opus7 в данном труде формулируется следующим образом: посредством чистоты и самоотречения достичь познания и собеседования со своим ангелом-хранителем, дабы тем самым обрести право в дальнейшем использовать злых духов как прислужников во всех материальных делах.

Такова система Тайной Магии мага Абра-Мелина, изложенная и разработанная вплоть до мельчайших подробностей его учеником Авраамом Евреем.

Во всех средневековых магических рукописях и опубликованных трудах, за исключением гримуаров откровенно черномагического толка, при описании операций вызывания утверждается, что для обуздания демонов необходимо призывать божественные и ангельские силы. Таким образом, как я уже отметил, необычно не столько это обстоятельство, сколько метод его применения в ходе подготовки, на которую отводится шесть лун; кроме того, нигде более не приводится столь подробной и полной классификации демонов с присущими им умениями и результатов, которых можно добиться с их помощью.

Самостоятельную ценность представляют не только описания странствий, но и упоминания о различных встречавшихся Аврааму людях, претендовавших на обладание магическими силами, и о том, что они умели в действительности, а чего не умели, а также о причинах их успехов или неудач.

Идея использования ребенка в качестве ясновидящего при воззвании к ангелу-хранителю не нова: так, например, для прорицания по восточному методу «мендаль», знакомому всем, кто читал роман Уилки Коллинза «Лунный камень», ребенку наливают чернила на ладонь, после чего оператор произносит некие мистические слова, и ребенку являются видения на поверхности чернил. В знаменитой операции вызывания демона, помощником в которой, как говорят, выступил великий средневековый скульптор Бенвенуто Челлини, также использовался ребенок-ясновидящий. Утверждают также, что к помощи детей в подобных случаях прибегал и Калиостро8. Однако лично я не понимаю, зачем для призывания ангела может понадобиться ребенок, если сам оператор блюдет чистоту помыслов и развил в себе способность к ясновидению, которая дремлет в каждом человеке без исключения и основана на работе с мысленным зрением. Этим мысленным зрением пользуется почти бессознательно любой человек, когда задумывается о каком-либо хорошо известном ему месте, лице или предмете: как только возникает мысль, перед его умственным взором тотчас является и образ; и в основе того, что обычно называют ясновидением, лежит не что иное, как осознанное и целенаправленное этой способности. Среди шотландских горцев, как известно, подобный дар не редкость; англичане же обыкновенно именуют его «вторым зрением».

 

Сколь ни досадно, Авраам Еврей, как и слишком многие современные оккультисты, испытывает явную неприязнь к другим магическим системам, отличающимся от его собственной, и даже прославленное имя Петра Абанского9 не спасает его «Гептамерон, или Магические элементы» от осуждения в заключительной части третьей книги. Кроме того, поначалу Авраам может показаться категорическим противником всевозможных магических трактатов, заклинаний, пантаклей, печатей и символов, магических кругов и терминов на всех возможных языках, кроме родного, однако при более внимательном чтении, как я полагаю, обнаружится, что Авраам осуждает лишь невежественное злоупотребление подобным материалом, ратуя, наоборот, за его разумное и уместное использование.

Ради блага искренних учеников имеет смысл тщательно проанализировать здесь некоторые вопросы такого рода, подойдя к ним с оккультной точки зрения человека посвященного.

Несколько раз на протяжении текста Авраам указывает, что данная система священной магии основана на каббале. Он открыто заявляет, что преподал тайны последней своему старшему сыну Иосифу, удостоившемуся этого знания по праву первородства, — подобно тому как сам Авраам некогда получил каббалистические наставления от своего отца, Симона. Данную же магическую систему он вручил своему младшему сыну, Ламеху, как своего рода возмещение за то, что не обучил его каббале, — по-видимому, статус младшего сына традиционно считался серьезным препятствием для передачи каббалистического знания. Тем самым проясняется причина, по которой Авраам предостерегает Ламеха против использования определенных печатей, пантаклей, непонятных слов и т.д.: большинство подобных элементов основаны на тайнах каббалы, и несведущий человек, используя их, подвергает себя величайшему риску, поскольку существует не только возможность, но и большая вероятность, что он исказит содержащиеся в них тайные формулы. Всякому, кто достаточно далеко продвинулся в изучении оккультизма и работал с рукописными или печатными средневековыми трудами по магии, хорошо известно, какое огромное, просто невероятное количество ошибок встречается в сигилах, пантаклях и еврейских или халдейских именах ввиду невежества переписчиков или печатников; доходит до того, что в некоторых случаях использование искаженных формул влечет за собой результаты, прямо противоположные ожидаемым. (Этот вопрос я подробно рассмотрел в примечаниях к «Ключу царя Соломона», опубликованному мною несколько лет назад.) Как мне представляется, именно для того, чтобы уберечь сына от опасных ошибок, встречающихся в магических трудах, Авраам Еврей и постарался внушить ему презрение ко всем системам и методам, кроме изложенных в его работе. Ибо, помимо искажения магических символов по неведению, существовала еще одна опасность, и вполне реальная, а именно: в руки Ламеху могли попасть черномагические гримуары, в которых Божественные Имена и печати нередко извращаются преднамеренно, дабы привлечь злых духов и оттолкнуть добрых.

Вывод этот явствует по меньшей мере из того, что третья книга данного труда изобилует каббалистическими буквенными квадратами, которые представляют собой не что иное, как разнообразные пантакли, и ценность которым придают сами использованные в них имена. Среди этих квадратов встречается вариант знаменитого «Sator, Arepo, Tenet, Opera, Rotas» — одного из пантаклей, приведенных в «Ключе царя Соломона». Авраам дает несколько иную формулу:

— предназначенную для того, чтобы завоевать любовь девушки.

В моей версии «Ключа царя Соломона» соответствующий пантакль относится к классу Сатурна, тогда как вышеприведенный используется в обстоятельствах, имеющих природу Венеры. Эквивалент пантакля из «Ключа царя Соломона» с еврейскими буквами таков (см. Приложение А, таблицу еврейских и халдейских букв):

В «Ключе царя Соломона» он (как и положено пантаклю) очерчен двумя окружностями, между которыми записан следующий стих из Псалтири, 71:8 «Он будет обладать от моря до моря и от реки до концов земли». На древнееврейском языке этот стих состоит из двадцати пяти букв, и столько же букв содержится в квадрате. Бросается в глаза, что в обоих вариантах — и в этом, и в том, что приведен у Авраама Еврея, — данный пантакль представляет собой двойной акростих, то есть читается во всех направлениях: и по горизонтали, и по вертикали, и слева направо, и справа налево10. Однако вариант, который дается в «Ключе царя Соломона», здесь рекомендуется использовать перед лицом несчастья, а также для того, чтобы смирить гордыню духов.

Итак, этот пример наглядно показывает, что Авраам выступал не столько против использования символических пантаклей вообще, сколько против их невежественных искажений и неуместного применения.

Следует отметить также, что далеко не все (хотя и многие) символические буквенные квадраты в третьей книге носят характер двойного акростиха, а в тех из них, которые соответствуют большим числам, буквы не заполняют квадрат полностью, а распределяются в форме гномона и т.п. Встречаются также квадраты, в которых центральная часть оставлена пустой.

В Приложении В к этому введению я приведу для сравнения несколько примеров воззваний к ангелам, почерпнутых из других источников.

Как указывалось выше, Авраам Еврей неоднократно повторяет, что данная система священная магии Абра-Мелина основана на каббале. Постараемся понять, что он имеет в виду. Каббала сама по себе подразделяется на множество областей; значительная часть ее представляет собой мистическое учение, придающее глубинный оккультный смысл священным писаниям иудеев. Кроме того, используя числовые соответствия еврейских букв, каббала проводит аналогии между словами, числовые значения букв которых составляют одну и ту же сумму; эта область чрезвычайно сложна для изучения, и разъяснениям на этот счет здесь не место, тем более что в моей книге «Разоблаченная каббала» всем этим вопросам уделено самое пристальное внимание. Так называемая практическая каббала занимается применением мистического учения, направленным на достижение магических результатов. В каббале подробнейшим образом разработана классификация божественных и ангельских имен, воинств и чинов ангелов, духов и демонов, а также имен отдельных архангелов, ангелов, разумов и демонических сущностей, и эта классификация позволяет критически оценивать соответствия, симпатии и антипатии, проистекающие из незримого мира. Таким образом, Авраам имеет в виду, что эта система священной магии совершенно надежна, поскольку все используемые в ней соответствия точны и, следовательно, оператору не грозит опасность выбрать неправильное или не подходящее к случаю имя или формулу.

Но при этом обращает на себя внимание тот факт, что Авраам Еврей (вероятно, опять-таки в стремлении оградить Ламеха от излишней путаницы) говорит всего о двух больших классах духов, а именно, об ангелах и дьяволах, первым из которых надлежит властвовать, а вторым — подчиняться, и совершенно упускает из виду или, точнее говоря, попросту не описывает еще один обширный род духовных сущностей — стихийных духов, которые сами по себе подразделяются на бесчисленное множество классов, среди которых есть и благие, и злые, и значительная доля тех, кто не привержен ни добру ни злу. При этом очевидно, что многие из опытов, предлагаемых в третьей книге, подразумевают работу именно со стихийными духами, а не с демонами. Ни один адепт высокой ступени, каковым безусловно являлся Авраам, не может не знать об их существовании, могуществе и полезности; и, следовательно, приходится заключить, что он либо не пожелал передать это знание Ламеху, либо, что гораздо более вероятно, боялся запутать его многочисленными дополнительными указаниями, без которых тот не смог бы составить глубокого представления о классификации, природе и способностях этих духов. Настоятельной необходимости в подобном умолчании не было, поскольку символы, приведенные в третьей книге, совершенно точны, благодаря чему опасность ошибки сведена к минимуму; однако Авраам видел свою задачу в том, чтобы научить Ламеха добиваться реальных магических результатов, а не в том, чтобы вверить ему тайную мудрость каббалы.

Сколько-нибудь подробные рассуждения о добре и зле в природе духовных сущностей выходят за рамки данного введения. Поэтому я ограничусь лишь кратким и сжатым перечислением основных различий между ангелами, элементалами и демонами

Мы вправе утверждать, что ангелы в целом, то есть независимо от их подразделения на множество чинов и классов, обладают следующими свойствами: по своей природе и действиям они всецело благи и осознанно исполняют божественную волю на плане материальной вселенной; будучи ответственными, а не бессознательными ее исполнителями, они способны на падение; они не зависят от потоков бесчисленных тайных сил Природы, а потому способны действовать вне последних, хотя в соответствии со своим классом и особыми качествами находятся с одними из них в большем сродстве, а с другими — в меньшем, и степень этого сродства может быть различной. И, наконец, они превосходят могуществом и людей, и духов, и элементалов, и демонов.

Элементалы, с другой стороны, во всем бесконечном множестве своих разрядов представляют силы природных стихий и управляют их потоками, а потому не способны действовать вне своих особых потоков или независимо от них. В некотором смысле они не отвечают за поток в целом, хотя и несут ответственность за ту его часть, в которой они действуют непосредственно. Таким образом, стихийные духи подчинены общему потоку силы, в котором они обитают и движутся и из которого черпают свое бытие, но в то же время властвуют над той ближайшей его отдельной частью, которой они управляют. Эти сущности превосходят человека интуицией и магической силой, но уступают ему в иных отношениях; они более человека властны над своим особым потоком своей стихии, но стоят ниже людей в том смысле, что природа их носит характер одной лишь этой стихии. Не удивительно, что подобные создания постоянно фигурируют в мифах всех древних народов. Скандинавские карлы и альвы; греческие нимфы, гамадриады и духи природы, добрые и злые фэйри из преданий, что были так дороги в детские годы нашим сердцам; сонмы русалок и сатиров, фавнов, сильфов и фей; силы, для привлечения и умилостивления которых служат негритянские фетиши, — все это по большей части не что иное, как ошибочно понятые проявления представителей этого великого рода — стихийных духов. Некоторые из них, как я уже указывал, привержены добру; это саламандры, сильфы, ундины и гномы розенкрейцерской философии; многие, напротив, исполнены ужасной злобы и творят всевозможные злодеяния, так что непосвященному легко принять их за демонов, хотя последние более могущественны. Многие стихийные духи не добры и не злы, и среди них есть такие, которые действуют бессознательно, подобно обезьяне или попугаю; по природе своей они действительно во многом подобны животным, и символическими их проявлениями служат существа, сочетающие в себе элементы различных животных, искаженные и перемешанные между собой. Другие, также весьма многочисленные, действуют не бессознательно, но с определенным умыслом, однако всегда следуют преобладающей силе в своем окружении — когда доброй, а когда злой; оказавшись, например, среди людей добрых дух такого рода усилит в них стремление к добру; в людях же, склонных ко злу, он, напротив, пробудит преступные помыслы. Сколько преступников приводят в свое оправдание лишь то, что «им казалось, будто они слышат какой-то голос, приказывающий им совершить преступление»! Впрочем, подобные внушения могут исходить не только от элементалов, но и, зачастую, от астральных останков умерших злодеев.

И, наконец, демоны гораздо более могущественны, нежели элементалы, однако действия их настолько же злы, насколько добры деяния ангелов, и злоба их не в пример более ужасна, чем у злых стихийных духов, ибо, в отличие от последних, демоны не ограничены пределами какого-либо одного потока и сфера их действия охватывает значительно большую область; и при этом они творят зло не бессознательно, не механически, а совершенно осознанно и предумышленно.

С тем, как Авраам советует вести себя по отношению к духам, я не вполне согласен: напротив, истинные посвященные всегда утверждали, что заклинатель должен держаться чрезвычайно учтиво, а к более суровым мерам прибегать лишь в том случае, если дух заупрямится и не пожелает подчиняться приказам, и что даже демонов не следует попрекать тем, какова их натура, ибо маг, избравший иную линию поведения, непременно допустит ошибку. Впрочем, быть может, Авраам таким образом просто пытался предостеречь Ламеха о том, что заклинатель не должен поддаваться демонам даже в малейшей степени.

Само слово «демон» в этом труде используется практически как синоним «дьявола», однако, как известно людям более образованным, оно происходит от греческого слова «daimon», которое в древности означало любого духа, как доброго, так и злого.

Небезызвестные «Сказки 1001-й ночи» полны скрытых магических аллюзий, и любопытно отметить, что в третьей книге настоящего труда содержится ряд указаний на то, как добиться магических эффектов, схожих с описанными в этих сказках.

Например, в девятой главе третьей книги приводятся символы, при помощи которых можно превращать людей в животных, а в «1001-й ночи» это магическое действо встречается на каждом шагу — например, в «Рассказе первого старца», в сказке о трех календерах и пяти багдадских женщинах, в «Сказке о Бедр-Басиме и Джаухаре»11 и т.д., и т.п.; этот прием не следует путать со сменой облика, к которой маг прибегает преднамеренно, — пример тому можно найти в «Рассказе второго календера» 12, а символы для этой операции даются двадцать первой главе третьей книги.

Многим читателям эти главы напомнят также о необычайных магических эффектах, которые, по преданию, производил Фауст — по всей вероятности, как я уже отмечал, один из современников Авраама Еврея.

Однако метод достижения подобных результатов, излагаемый в этой работе, принадлежит не к области черномагических договоров с дьяволом и дьяволопоклонничества, против которых столь настойчиво выступает наш автор, а к системе каббалистической магии, схожей с той, что излагается в «Ключе царя Соломона» и «Ключиках рабби Соломона», хотя и отличающейся от них тем обстоятельством, что в системе Авраама ангел-хранитель призывается первым делом и раз и навсегда, а в вышеупомянутых работах маг взывает к ангелам при каждой операции вызывания посредством магического круга. Едва ли в намерения Авраама входило осудить эти и им подобные произведения, ибо они, как и его система, основаны на тайном учении каббалы, а та, в свою очередь, восходит к могущественному своду древней мудрости — магии древнеегипетских посвященных. Каждому, кто серьезно изучает каббалу и современную египтологию, должно быть очевидно, что корень и исток первой следует искать именно в Египте — этой стране загадок, этой обители богов, чьи символы и классификация составляли играли столь важную роль в священных обрядах, этой колыбели таинств, из которой мы черпаем магические формулы по сей день. Подлинно древнюю египетскую магию следует очень тщательно отличать от арабских воззрений и традиций, господствующих в Египте в наше время. Кажется, ученый Ленорман13 указал в своей работе по халдейской магии, что основное различие между этими двумя системами заключается в том, что маг халдейской школы попросту призывал духов, тогда как египетский маг в ходе заклинания сливался воедино с богами и принимал их обличья и имена, дабы повелевать духами от их лица; этот последний метод не только подразумевал хорошую осведомленность о природе и силе богов, но и способность утверждать свое доверие к ним и взывать к ним о помощи в управлении вызванными сущностями; иными словами, это самая глубокая и основательная система белой магии, какую только можно себе представить.

Достойно внимания также то обстоятельство, что Авраам отстаивает преимущество родного языка над иностранными в молитвах и заклинаниях; основной его довод сводится к тому, что маг непременно должен досконально, всецело, всем сердцем и душой понимать то, что произносят его губы. Полностью соглашаясь с тем, что это решительно необходимо, я, однако, хотел бы привести несколько аргументов и в пользу употребления иностранных языков. Первый, и главный, состоит в том, что иноязычные слова помогают мысленно настроиться на высший аспект операции: чужой язык, который воспринимается как священный, позволяет отрешиться от ненужных ассоциаций с обстоятельствами повседневной жизни. Далее, при правильном произнесении древнееврейские, халдейские, египетские, греческие, латинские и т.д. слова дают более звучную вибрацию, чем большинство современных языков и, следовательно, приумножают торжественность операции. Кроме того, чем дальше отстоит магическая операция от обыденности, тем лучше. Однако я совершенно согласен с Авраамом, что прежде всего необходимо, чтобы оператор по-настоящему понимал смысл своей молитвы или заклинания. И, наконец, слова из этих древних языков предпочтительнее современных постольку, поскольку на их основе легче разрабатывать «формулы соответствий».

Пантакли и символы ценны в качестве уравновешенной и удобной основы для восприятия магической силы; но если оператор не в состоянии привлечь к ним эту силу, они остаются всего лишь безжизненными и бесполезными для него схемами. Однако в руках посвященного, подлинно постигшего их смысл, они становятся могущественной защитой и подспорьем, поддерживающим и сосредоточивающим действие его воли.

Рискуя повторить то, о чем уже было сказано выше, я все же хочу еще раз предостеречь исследователей оккультизма от ошибочного суждения о том, что говорит Авраам Еврей по поводу магических кругов и об изгнании духов по завершении операции. Действительно, при вызывания духов по описанному у него методу нет необходимости создавать защитный магический круг, но почему? Потому, что весь комплекс, включающий спальню, молельню и веранду, освящен в ходе предварительных церемоний, за время полугодичной подготовки; таким образом, все эти помещения уже защищены и маг, если можно так выразиться, живет внутри магического круга постоянно. Особой необходимости в том, чтобы изгонять духов по завершении операции, тоже не возникает, поскольку дух не может прорваться в освященное пространство внутри стен дома. Однако при обычных вызываниях дело обстоит совсем иначе: если операция проводится в неосвященном месте и заклинатель не начертал защитный магический круг, то зримое явление таких ужасающих сущностей, как Амаймон (Amaymon), Эгин (Egyn) и Баал-Зебуб (Beelzebub), с большой вероятностью может повлечь за собой мгновенную гибель оператора, каковой будут сопутствовать, в зависимости от обстоятельств, признаки смерти от эпилепсии, апоплексического удара или удушения. Начертав круг, заклинатель в ходе операции ни в коем случае не должен ни переступать защитную черту, ни наклоняться за нее, ни протягивать руки наружу, до тех пор, пока духу не дано будет разрешение удалиться. Помимо прочих причин, это связано с тем, что основное предназначение магического круга — создавать необычные атмосферные условия, пробуждая внутри круга силу, отличную от той, что действует за его пределами; поэтому, даже безо всяких враждебных оккультных влияний со стороны духов, перемена атмосферы, совершившаяся внезапно и без подготовки, серьезно повредит заклинателю, находящемуся, как это всегда бывает в ходе операции, в состоянии чрезвычайного нервного напряжения. Также не следует пренебрегать изгнанием духов по завершении операции, ибо злые силы с радостью воспользуются случаем отомстить потревожившему их оператору, если тот неосторожно покинет круг, предварительно не отослав их прочь или даже не вынудив их удалиться с помощью изгоняющего заклинания.

Мнения Авраама о том, что эту систему священной магии не следует вручать князьям и властителям, я не разделяю. У каждой великой оккультной системы есть свои оккультные стражи, которые знают как покарать того, кто ею злоупотребит.

Снова рискуя показаться навязчивым, я, тем не менее, возьму на себя смелость еще раз самым настоятельным образом предупредить о том, что некоторым магические квадраты третьей книги очень опасны и могут действовать автоматически: оставленные по небрежности на видном месте, они способны подчинять себе чувствительных особ, детей и даже животных.

Замечания Авраама о заблуждениях астрологии и о соответствиях планетарных часов стоит принять к сведению. Однако обычные соответствия планетарных часов, на мой взгляд, до некоторой степени эффективны.

Все затруднительные фрагменты и неясности в тексте я сопроводил разъяснительными примечаниями, настолько подробными и многочисленными, что местами они составляют своего рода комментарий. Невероятных усилий в этом отношении стоили мне имена духов, ибо выделить их исходные формы было чрезвычайно сложно. То же можно сказать и символах, приведенных в третьей книге.

В скобки заключены слова и выражения, добавленные мною для прояснения смысла текста.

В завершение отмечу, что данное пояснительное введение я написал единственно и исключительно в помощь подлинным исследователям оккультизма, а до мнения обычного литературного критика, не верящего в оккультизм и не сведущего в нем, мне нет никакого дела.

Париж, Отейль, улица Моцарта, 87
 
 
1. В 1926 году Библиотека Арсенала была включена в состав Национальной библиотеки. — Примеч. Дж. Петерсона.
2. Жюль Буа (Bois) — парижский журналист, писавший популярные книги о современных ему французских оккультистах и сектах: «Сатанизм и магия» (Le satanisme et la magie, 1895), «Малые религии Парижа» (Les petites religions de Paris, 1894) и др. — Примеч. перев.
3. Бульвер-Литтон, Эдвард Джордж (1803—1873) — английский писатель, политик и оккультист, друг Элифаса Леви. Упомянутые далее оккультные романы «Странная история» (1862) и «Занони» (1842) сам Бульвер-Литтон считал лучшими из своих произведений. Последний вышел на русском языке под названием «Призрак» (Бульвер-Литтон Э.Дж. Призрак. Лит. обработка и приложение Г. Пархоменко. М.: Радуга, 1994.). — Примеч. перев.
4. Возможно, это и есть Джио Пеккатрикс (Gio Peccatrix) — маг и автор множества рукописных книг по магии. — Примеч. С.Л. Мазерса. — Мазерс, без сомнения, имел в виду автора манускрипта №1307 из коллекции Слоуна (на итальянском языке) под названием «La Clavicola di Salomone Redotta et epilogata nella nostra materna lingua del dottissimo Gio Peccatrix» («Ключ Соломона, составленный и снабженный послесловием на нашем родном языке доктором Джио Пеккатриксом»). Однако тот манускрипт, на который он ссылается, с гораздо большей вероятностью представляет собой версию более известного трактата псевдо-Маджрити «Пикатрикс» («Цель мудреца»). — Примеч. Дж. Петерсона. — «“Пикатрикс” (“Цель мудреца”) псевдо-Маджрити», упомянутый Дж. Петерсоном, — это влиятельный арабский труд по магии и астрологии, переведенный на латынь и ряд европейских языков в середине XIII века. Его создание приписывалось выдающемуся кордовскому математику и астрологу Абу-л-Касиму ал-Маджрити (вторая пол. X в. — 1008). Само название «Пикатрикс» — искаженное арабское «Buqratis», от др.-греч. «Hippocrates» (Гиппократ). — Примеч. перев.
5. Уже после того, как были написаны эти строки, до меня случайно дошел слух, что один список по меньшей мере части, а, возможно, и всего этого манускрипта хранится в Голландии. — Примеч. С.Л. Мазерса.
6. Улица Николя Фламеля сохранилась в Париже по сей день; перпендикулярно ей проходит еще одна небольшая улочка, названная в честь Пернеллы. — Примеч. перев.
7. «Великое делание» (лат.). — Примеч. перев.
8. См. Приложение Б. — Примеч. С.Л. Мазерса.
9. Родился около 1250 г. — Примеч. С.Л. Мазерса. — Петр Абанский, или Пьетро д’Абано (1250 или 1257—1315 или 1316) — итальянский врач, философ и астролог, автор гримуара «Гептамерон, или Магические элементы». — Примеч. перев.
10. Точнее говоря, палиндром. — Примеч. перев.
11. В первой из перечисленных историй упоминаются превращения людей в газель, корову и теленка, во второй — в обезьяну, в третьей — в прекрасную птицу. — Примеч. перев.
12. В этой истории описана традиционная битва двух чародеев, меняющих облик в ходе сражения: «…ифрит принял образ льва <…> Тут лев разинул пасть и ринулся на девушку, но она поспешно взяла волосок из своих волос и потрясла его в руке и пошевелила над ним губами, и волос превратился в острый меч, и она ударила им льва, и он разделился на две части. И голова его превратилась в скорпиона, а женщина обратилась в большую змею и ринулась на этого проклятого, который имел вид скорпиона, и между ними завязался жестокий бой. И потом скорпион превратился в орла, а змея в ястреба, и она полетела за орлом и преследовала его некоторое время, и тогда орел сделался черным котом, а девушка превратилась в полосатого волка, и они долго бились во дворце. И кот увидел, что он побежден, и превратился в большой красный гранат, и гранат упал на середину водоема, бывшего во дворце, и волк подошел к нему, а гранат взвился на воздух и упал на плиты дворца и разбился, и все зернышки рассыпались по одному, и земля во дворце стала полна зернышек граната. И тогда волк встряхнулся и превратился в петуха и стал подбирать зернышки и не оставил ни одного зернышка, но по предопределенному велению одно зернышко притаилось у края водоема. И петух принялся кричать и хлопать крыльями и делал нам знаки клювом, но мы не понимали, что он говорит, и тогда он закричал на нас криком, от которого нам показалось, что дворец опрокинулся на нас, и стал кружить по всему полу дворца. Он увидел зерно, притаившееся у края водоема, и ринулся на него, чтобы его склевать, но зернышко вдруг метнулось в воду, бывшую в водоеме, и, обратившись в рыбу, скрылось в глубине воды. И тогда петух принял вид огромной рыбы и нырнул за рыбкою и скрылся на некоторое время, а потом мы услышали, что раздались крики, вопли, и перепугались. И после этого появился ифрит, подобный языку пламени, и он разевал рот, из которого выходил огонь, и из его глаз и носа шел огонь и дым. И девушка тоже вышла, подобная громадному огненному углю, и она сражалась с ним некоторое время, и огонь сомкнулся над ними, и дворец наполнился дымом». — Примеч. перев.
13. Имеется в виду Франсуа Ленорман, французский археолог, нумизмат и египтолог, автор книги «Халдейская магия, ее происхождение и развитие» (1877). — Примеч. перев.
 

Перевод - © Анны Блейз

 --- Оглавление ---