«Глава III. Утрата изначального языка»
--- Оглавление ---
Глава III
Утрата изначального языка
Младшее духовное существо, еще не имевшее знакомства со злом, позволилопроникнуть в себя злым интеллектам [существам, передающим злые помыслы, - прим. перевод.]. Побуждаемое извратившимися духами, оно стало притязать на иные привилегии и попыталось преодолеть закон своей сущности, возжелав сравняться с Богом. Другими словами, оно захотело говорить на ином языке, вместо полученного. Создатель, будучи верным Своим решениям, не стал ему препятствовать, и человек пришел к утрате или ослаблению своих изначальных способностей, а следовательно, и соответствующих атрибутов, то есть и своего изначального языка. Преимущество непосредственной коммуникации – пользуясь которым, он и смог совершить преступление – было у него сразу же отобрано: из существа мыслящего [франц. pensant, то есть свободно распоряжающегося получением, произведением и передачей мыслей – прим. перевод.] он сделался думающим [франц. pensif, то есть утратившим эту свободу и лишь обрабатывающим те мысли, что к нему поступают – прим. перевод.]. Для поддержания любовной близости между ним и Богом отныне стало требоваться посредничество духов. Ко всему прочему, не зная более ни как обратиться к другим духовным существам, ни как понять их, человек утратил ту власть, которой он над ними обладал.
Отныне его свобода заключается в выборе: соглашаться или нет с теми благими или злыми интеллектами, что сообщают ему различные помыслы. Однако для того чтобы эти помыслы можно было воспринять, они должны соединиться с «чувственными красками той области, где мы пребываем» (T. N., 347), ибо человек, облеченный теперь в материальную форму и изгнанный в сумрачные края отдаленности от Бога, может познавать лишь при помощи чувственного восприятия и вынужден использовать «чувственные предметы для обозначения своих идей» (T. N., 248). Кроме того, Сен-Мартен отличает «сообразные, правильные и полные обозначения» от «обозначений искаженных и неправильных», которые суть конвенциональные языки или системы письменности (T. N., 184-185). Первые отображают мысли истинные и живые, а вторые – или те, что получены людьми, или же ложные и извращенные «самими проводниками заблуждения» (T. N., 186).
В мифе о Вавилонском столпотворении рассказывается об этом переходе от одного изначального языка к языкам конвенциональным. Но, по мнению Сен-Мартена, данный эпизод из Книги Бытия повествует не столько об умножении языков и несхожести идей, сколько о «помрачении и смятении умов тех людей» (T. N., 246), что и послужило причиной искажения первоначального общего языка, когда, путем измены и преступления, внедрило в средоточие Единства расхождение, отделившее человека от его центра, начала и закона. С тех пор он дает вещам «имена, которые придумывает сам, и которые, более не соответствуя этим самым вещам, уже не могут их обозначать, подобно их подлинным именам, делавшим это недвусмысленно» (E. V., 457). В действительности, оттого что «видимая материя скрывает и отделяет всякое младшее духовное существо от совершенного познания всех тех великих работ, что каждый миг претворяются Создателем» [1], конвенциональные языки, ввиду самой своей структуры, скрывают и отделяют человека от первоисточника, который нам надлежит отыскать.
О чуждых языках
Итак, языки «ложные и противные» - чуждые человеку, так как происходят от разделения – обнаруживают себя наряду с языками «чистыми»: тот, что располагает 4 буквами, присоединит к себе язык из 2 букв [2], а тот, что состоит из 22 букв, соединится с языком из 5 букв (T. N., 97). Тогда человек, некогда одним взглядом охватывавший сразу все листы Книги, сможет читать их лишь поочередно. Посредством такой метафоры Сен-Мартен подчеркивает то, что лингвисты определят в качестве одной из характеристик человеческих языков: линейность сообщения. Потому как, действительно, невозможно высказать все слова разом; они должны появляться одно за другим, в условленной синтагмической речевой цепочке, согласно определенным грамматическим правилам, в такой последовательности, что каждое из них обретает свой смысл, лишь появляясь после уже произнесенных или прочитанных слов. Итак, мы уже видим – не станем более на этом задерживаться – что конвенциональные языки записываются во времени, а следовательно – в условиях ограниченности. Быть может, именно здесь, между изначальным и конвенциальными языками, имеет место та самая разница в уровнях, что существует между эманацией и творением, тем, что непосредственно, и тем, что опосредованно, – ибо таково определение (напомним его: опосредованным именуется то, что достигает некоей вещи лишь при помощи чего-либо иного). [Прим. перевод.: согласно терминологии Мартинеса де Паскуалли, Бог привел к бытию человека и ангелов путем «эманации», то есть сделал это Сам, непосредственно, а Природа была «сотворена», потому как Бог создал ее при посредничестве ангелов.]
Человек владел обозначениями, которые были сообразны вещам: теперь же распоряжается лишь произвольными знаками. Как утверждал лингвист Фердинанд де Соссюр (1857-1913), вещь с ее именем объединяет не знак, а понятие акустического образа, которое является психическим отпечатком его состава [3]. Стало быть, мы имеем дело с некой двуликой психической сущностью, отношением означаемого (понятие) к означающему (акустический образ), или формально: о (означаемое)/О (означающее), где разделительная черта свидетельствует о противопоставлении – а не о сходстве – между этими двумя элементами. Ибо означающее выступает немотивированным, условным по отношению к означаемому, «с которым не имеет никакой естественной связи в реальности» [4]. Таким образом, произвольный знак производит обособление от мира; более того, он подменяет его собой, и тогда может занимать место реальности, даже в случае ее отсутствия. Отсюда следует, что человеческие языки структурируют мир независимо от его действительного хода событий. Если изначальный язык служил неизмененным повторением некой постоянной реальности, то теперь в каждой культуре он разрезан по-своему. К примеру, в арабском языке для обозначения верблюда существует несколько различных слов, тогда как во французском - только одно.
Человек изначально был подчинен своему принципу - термин «подчинен» следует понимать как «послушен власти, авторитету». То есть его свободная воля должна была действовать, не выходя за рамки предписанных границ. Однако и после преступления этих границ подчиненность человека его начальному принципу не исчезла – даже если, забыв о своем божественном происхождении и первейшем предназначении, он заблуждается и удаляется от своего центра, – но удвоилась, по причине подчинения внешнему языку. Ведь языковой знак характеризуется не только своей произвольностью, но и устойчивостью к изменениям. Как писал Фердинанд де Соссюр, «не только отдельный человек не способен по своему желанию изменить то, в отношении чего уже был сделан выбор, но и сама людская масса не имеет верховной власти ни над одним словом; она привязана к существующему языку» [5]. Возникший раньше индивида, язык предшествует ему и переживает его. Разумеется, младшее духовное существо было равно подчинено изначальному языку, в той мере, в какой он являлся его атрибутом, позволявшим действовать в рамках своего закона. Однако оно получало его, в некотором роде, изнутри, тогда как ныне получает извне, из некоей языковой общности, которой язык принадлежит не более, чем ему самому.
Отчаянные и плодотворные поиски: «Первобытный мир» Кура де Жебелена
Антуан Кур де Жебелен – несомненно, один из самых выдающихся представителей школы компаративистов, которая появилась в XVIII веке, одновременно с новым подъемом интереса к изначальному языку. В своей книге «Первобытный мир в рассмотрении и сравнении с миром современным» (1773-1782), третий том который посвящен естественной истории слова, он написал более 5000 страниц на данную тему. Кур де Жебелен жаждал отыскать утерянный праязык, и ради сей цели умножал свои поиски. К этимологическому анализу греческого, латинского и французского языков он присоединил исследования гербов, игральных карт, монет, медалей, религиозной и светской истории. И наконец, он реконструировал универсальную грамматику, приемлемую для всех языков. |
Примечания автора:
1. Мартинес де Паскуалли, «Трактат о Реинтеграции» (Martines de Pasqually, Traité sur la réintégration , op. cit ., p.172).
2. Число 4 есть образ божественного действия, противостоящего извратившимся духам; число 2 – образ извращенного могущества, служащего вместилищем всех бичей Божественного правосудия. См. Луи-Клод де Сен-Мартен, «Пути Мудрости», глава «Временные законы божественного правосудия» (Saint-Martin, Louis-Claude de, Les Voies de la Sagesse, « Lois temporelles de la justice divine…», Le Tremblay, Diffusion Rosicrucienne, 2000, p. 120).
[Согласно учению Сен-Мартена в общем, 4 – число Божьего могущества, данного человеку; 2 – число отделения от Бога; 5 – число злой воли, противостоящей Богу, – прим. перевод.]
3. Фердинанд де Соссюр, «Курс общей лингвистики» (Saussure, Ferdinand de, Cours de linguistique générale, Paris, Payot, 1980, p. 98).
4. Ibid., p. 101.
5. Ibid., p. 102.
Автор: © Marie Frantz
Перевод: © Вирр Арафель, для Teurgia.Org, 2016
Оригинал на франц. языке размещен на сайте www.philosophe-inconnu.com
--- Оглавление ---