«Глава IV. Следы изначального языка»
--- Оглавление ---
Глава IV
Человек и его язык: тяжелые отношения
Итак, человек является двояко «ограниченным», подчиненным и своему первопринципу, и чуждому ему языку. А этот язык, ввиду самой своей структуры, приводит к обособлению от реальности, заменяя ее собой. Неизвестный Философ говорил, что язык, словно пеленой, заслоняет пред ним светлые области его подлинной родины, в попытках дать всему обозначение, и в то же время вызывает в нем желание возвращения к Единству.
И действительно, язык обладает свойством представлять некую вещь путем замещения ее на то, чем эта вещь не является, - обозначения. Но с другой стороны, он отделяет говорящего субъекта от реальности, вставая на ее место. Конечно, человек все же может осваивать мир и помещать в нем себя самого, говоря «я», но отныне он имеет к сему доступ лишь при посредничестве знака, лишающего его прямого, синкретичного взаимодействия: доязыковой «мир», в таком случае, воспринимается им как утерянный. Впрочем, все мистики свидетельствуют о том, что с отношения с божественным принадлежат к разряду невыразимого, что, однако, отнюдь не означает, будто бы Бога нет.
Сен-Мартен подчеркивает невозможность рассмотрения существа вне его первопринципа. По его мнению, все конвенциональные языки происходят от изначального языка и несут в себе, как мы убедимся далее, его отпечатки, столь глубокие, что даже атеист в процессе своей речи невольно проявляет тот самый первопринцип, который желает лишить бытия (T. N., 66). Эти конвенциональные языки суть следствия отдаления человека от его первичного состояния и изначального желания, кое есть жажда по Богу, что как таковые были утрачены и ныне могут проявляться лишь при посредстве заместителей, никогда в полной мере им не соответствующих. Также и понятие желания, у Сен-Мартена, вводится для того, чтобы подчеркнуть невежество человека в отношении его подлинных целей, и автор не прекращает призывать к освобождению от чуждых нам путей.
Следы изначального языка
За покровом видимостей, по ту сторону смешения языков, скрывается первобытный язык, который, стало быть, не полностью потерян, но лишь помрачен. Ибо как бы человек смог продолжать свое существование, если бы совсем утратил свой первопринцип? Потому Сен-Мартен и восстает против тех, кто разыскивает начало языков в примерах и правилах, то есть не в самом человеке, а в его частных законах, - ведь это начало пребывает не иначе как в оживляющем его принципе (E. V., 460-462). Этот внешний характер, который подчеркивают некоторые исследователи, есть не что иное, как следствие грехопадения человека, а не нечто принадлежащее его сути, так как «он стал обречен на бездействие, даже в отношении своих умственных способностей, когда не прибегает к помощи некой внешней реакции, которая пускает их в ход и приводит в действие» (E. V., 461). Так какие же следы изначального языка таятся внутри языков конвенциональных или, более точно, какие «выразительные эмблемы закона существ»?
Устойчивость знака есть первый признак, отсылающий к изначальному языку, общему для всех существ одного класса: естественное соотношение между знаками теперь невозможно, и реальность замещается неким конвенциональным соотношением, чтобы мог существовать один общий язык, разделяемый всеми учащимися.
Сен-Мартен вместе с тем замечает, что все языки, даже наименее разработанные, управляются единым набором неких грамматических правил. А соотношения, на которых держатся различные грамматические функции, являют волнующие аналогии с теми отношениями, что представлены в работе о всеобщей картине (T. N., 473-485). Три фундаментальные функции, необходимые для полного выражения какой-либо идеи, - существительное или местоимение в активном залоге, глагол, существительное или местоимение в пассивном залоге – словно бы напоминают о тройственном начале, управляющим разумными существами, - деятель, действие, произведение - и воздействуют на второстепенные члены предложения (субстантив и прилагательное), подобно тому как высший разум воздействует на существ. То есть эти дополнительные члены следуют законам, управляющим материей. Грамматика занимает столь прочное положение в основе человеческих языков, что проникает даже в речь индивида, страдающего глоссолалией. Иначе говоря, она есть изображение принципа всякой вещи.
Если бы Сен-Мартен жил в XXвеке, то наверняка бы заинтересовался работами британского философа Джона Л. Остина (1912-1960). Согласно теории последнего, языки служат не только для описания реальности, но, благодаря так называемым «перформативным» выражениям, способны осуществлять акты, то есть творить что-либо посредством самой речи. Говорящий, когда говорит - производит действие. Остин излагает эту теорию в своей работе под названием “How to do Things with Word”(«Слово как действие»). Перформативные глаголы, стоящие в форме первого лица единственного числа изъявительного наклонения настоящего времени и нередко используемые в частных случаях, зависящих от общественных условностей, действуют благодаря самим употребляющим их персонам [1]. В частности, можно выделить такие глаголы, как жениться, крестить, обещать, поздравлять, устраивать… Их объединяет то, что они действуют не столько на объекты, сколько на отношения, на речь, циркулирующую между персонами, и нам кажется, что в таком смысле они действуют по образу Слова, Божьего fiat lux («да будет свет») и созидательной речи, которой владело и младшее духовное существо в своем изначальном состоянии.
Человек равным образом будет стараться выразить этот изначальный язык в своих трудах, и Сен-Мартен, на страницах своих замечательных произведений, покажет, сколь сильно им проникнуты науки и искусства, особенно поэзия (E. V., 486-530). Также те чувственные знаки, которые мы используем для передачи наших мыслей, практически всегда происходят от знаков «естественных и высших», но это относится лишь к сходству формы, а не содержания. Конечно, они проявляют некий аспект божественного происхождения человека, но являются лишь «иероглифами, предназначенными для того, чтобы вновь приводить в действие ум и речь» (T. N., 205). Ибо если конвенциональные языки обязаны своим происхождением плачевному состоянию человека, то они же заключают в себе и его лекарство и возможности для восстановления.
Универсальная грамматика: Данте Алигьери
В начале XIV века, Данте Алигьери, в трактате под названием «De vulgari eloquentia» («О народном красноречии»), упоминает некую «языковую форму», созданную Богом одновременно с первой душой. Эта forma locutionis не является ни каким-либо отдельным языком, ни самой присущей человеку способностью говорить. Она заключается в универсальной грамматике, своде правил, лежащих в основе формирования всех языков. Такая идея универсальной лингвистики имела широкое хождение в средневековой культуре, в том числе у таких мыслителей, как Роджер Бэкон. Она вновь появится в «Энциклопедии» грамматистов, утверждающих конвенциональность слов, но неизменность грамматических принципов – вечных и всеобщих. Эта идея сохранится вплоть до наших времен, где даст о себе знать в генеративной грамматике Хомского. |
Примечания
1. Остин еще более утончает свой предмет, вводя различие между речевыми актами иллокутивными (осуществляются в речи, выражают коммуникативную цель говорящего) и перлокутивными (осуществляются посредством речи, служат воздействию на слушающего, достижению результата).
Автор: © Marie Frantz
Перевод: © Вирр Арафель, для Teurgia.Org, 2016
Оригинал на франц. языке размещен на сайте www.philosophe-inconnu.com
--- Оглавление ---