Глава XLIII

Символические животные

Самым опасным животным является: среди диких животных — клеветник; среди домашних животных — льстец

Естество символических животных, церемонии, соблюдаемые в их культе, аллегорически характеризуют герметическое делание, его материю и фазы операции.

БЫК АПИС. Здесь понадобился бы черный телец, имеющий на лбу или на одной из своих сторон тела белую отметину в виде полумесяца; она должна была вызывать во впечатлениях молнию. Все эти характеры ясно обозначают материю делания или, согласно Гермесу, дочь Солнца и Луны. Египтяне посвящали этого тельца двум божествам, поскольку он носил знаки черного и белого цветов и скарабея (посвященного солнцу), которого должен был иметь на языке. Более частным образом Апис являлся символом луны, как из-за своих рогов, изображающих полумесяц, так и поскольку вне своей полноты это светило, всегда обладая темной частью, указанной черным, и другой частью, обозначенной белой отметиной, предстает сияющим и в форме полумесяца.

Бык, являясь животным наиболее полезным для человека своей силой, своей податливостью и своим трудом на полях, заставлял аллегорически говорить, что Исида и Осирис, которые никогда не имели человеческой формы, изобрели сельское хозяйство. Египтяне думали, как говорит Абенефиус, что гений души пребывал в быке, и они его почитали; но досто- верно и то, что жрецы, проникнутые признательностью по отношению к Творцу за превосходные услуги, им оказанные в познании жреческого искусства, пожелали не только Ему воздать деяниями особой благодарности, но соединить с ними благодарения народа, ведомого только чув- ствами и способного представлять Бога, признавая Его опосредованно в благодеяниях своего культа, осуществляемого для наиболее полезного и необходимого животного. Отсюда праздники и торжества, установлен- ные для этого культа, особенно в Бубасте, городе быка.

АПИС должен быть юным, здоровым и дерзким тельцом, поскольку материи необходимо являться свежей, избранной, новой и во всей силе; животное содержали только четыре года по числу элементов; он пребывал в храме Вулкана — имя, данное тайной печи философов. После четырех лет, равно символизирующих четыре философических периода и четыре главных цвета делания, его утапливали в источнике жрецов, найдя прежде нового для его замены.

Греки, просвещенные Египтянами, равно изображали философическую материю одним или несколькими тельцами, как это видно: в мифе о Минотавре (тельце Миноса), заключенном в лабиринте на Крите и побежденный Тесеем с помощью нити Ариадны; в быках, похищенных Гераклом у Гериона; трех тысячах животных из конюшни Авгия; в быках Солнца, пасшихся в Тринакрии; в быках, на которых летал Меркурий; в тельцах, которых Ясон был обязан поставить под ярмо, чтобы достичь и похитить Золотое руно; в похищении Европы и т. д. Вышеприведенные быки не являлись черно-белыми, каковым должен представляться Апис; быки Гериона были красными; данные цвета не значатся одними расцветками, охватывающими философскую материю; и авторы мифов имели в виду оные разнообразные обстоятельства.

СОБАКА. Это животное являлось из-за верности, бдительности и рассудительности символом секретаря или министра. Оно — иероглифический характер Меркурия, представляемого под именем Анубиса с головой собаки. Философы дают своему Меркурию имена пса из Караскена и собаки из Армении. Исида в надписи на ее колонне говорит, что она — сияющая собака среди светил; ее называют каникулой (см. выше Анубис). ВОЛК. Это животное, из-за своей формы кажущееся только дикой собакой, участвовало в тех же почестях, что и собака. Египтяне полагали, что Осирис обладал волчьей формой, чтобы приходить на помощь Исиде и Гору против Тифона, поскольку философы скрывают под именем волка свою усовершенствованную до определенной степени материю. Вот ее объяснение: волк посвящался Аполлону, откуда имя Аполло-Люциус (от lukos, волк) (1). Миф говорит о том, что Латона, чтобы избежать гонений и последствий зависти Юноны, скрывалась в виде волчицы, и в этом состоянии она явила Аполлона миру (то есть солнце или философическое золото).

«Наш волк, — сообщает Разес (Rhasis), — находится на Востоке, а наша собака на Западе. Они кусают один другую, становятся бешенными и убивают себя. От их разложения образуется яд, который в продолжение превращается в териак» (эликсир).

Философы говорят, что волк и собака имеют то же самое происхождение; вот почему в вымысле о походе Осириса мы видим, что этот властелин сопровождался своими двумя сыновьями: Анубисом, в виде собаки, и Македоном, в виде волка. Значит, эти два животных иероглифически изображают лишь две вещи, взятые в том же самом сюжете: одна из них более снисходительная; другая — более ожесточенная.

КОТ или ЭЛУР. Кошка была в большом обожании, поскольку посвящалась Исиде. Ее изображали на верхушке систра, который мы видим в руках этой богини. Это животное бальзамировалось после своей смерти и переносилось в большом трауре в город Бубаст, где по-особенному почиталась Исида. Кошка должна была участвовать в тех же самых почестях, как и многие другие животные у народа, изучавшего природу вещей и отношения, которые они имеют или могут иметь между собой. Итак, известно, что фигура зрачка глаз кошки, кажется, следует фазам луны в ее возрастании и в ее ущербе; ее глаза блистают ночью наподобие звезд. Несомненно, эти соотношения предоставляли случай сказать, что луна или Диана скрывалась в виде кошки, когда она спасалась в Египте с другими богами, чтобы избавиться от преследований Тифона. “Fele soror Phoebi” (Ovid., Metam., I. 5). Впрочем, мы знаем, что кошка была у древних символом свободы.

ЭЛУР или кошачий бог изображался на египетских памятниках иногда держащим в одной руке систр и несущим, как Исида, сосуд с ручкой в другой руке; иногда сидящим и держащим крест (символ четырех элементов), связанных с кругом.

ЛЕВ. Лев, считающийся царем зверей благодаря своей силе, своей смелости и своему мощному характеру, превосходящему характеры других, занимает одно из главных мест в воздаваемом им культе. Трон Гора имел львов в своих основаниях. Его пылкое и полное огня естество посвящало его Вулкану, символу философического огня. Лев являлся для философов эмблемой герметического искусства.

КОЗЕЛ. Он в основном рассматривался как символ плодотворности; он был символом бога Пана или оплодотворяющего начала естества, то есть врожденного огня, начала жизни и порождения; когда жрецы желали плодотворность весны и изобилие, которого она источник, они рисовали ребенка, сидящего на козле и обращенного к Меркурию. Эта картина указывает на (герметическую) аналогию с Меркурием и плодотворность, у которой материя философов является началом во всех существах. Имен- но эта материя, принцип произрастания, универсальный и воплощающийся дух становится маслом в оливе, вином в винограде, смолой и резиной в деревьях, соком в растениях и пр. Если солнце благодаря своему теплу является началом произрастания, то, только пробуждая спящий огонь в семенах, где он остается как бы оцепенелым, пока не окажется пробужденным и воодушевленным внешним агентом. Именно это случается в операциях герметического искусства, когда философическая ртуть тру- дится своим воздействием над установленной материей, где пребывает, как в темнице, врожденный огонь. Он развивается, разрывая свои путы, полагая себя в состояние действия, чтобы привести делание к своему совершенству. Вот тот ребенок, сидящий на козле и мотив, побуждающий его обратиться к Меркурию. Обладающий этим врожденным огнем Оси- рис ничем не отличается от Пана, поскольку козел посвящен и одному, и другому; он был в том же самом смысле одним из атрибутов Вакха. ИХНЕВМОН и КРОКОДИЛ. Ихневмон (мангуст или крыса Фараона) рассматривался в качестве заклятого врага крокодила; но, не имея возможности одолеть его силой, поскольку представал только видом крысы, он использовал уловку. Когда крокодил спал, он, говорят, прокрадывался в его зияющую пасть, спускался в кишки и их разрывал. Этим фактом пользовались, чтобы указать определенную вещь, подобную и в операциях делания: ФИКСАЦИЯ, поначалу представляющаяся лишь ничтожной вещью или скорее врожденный огонь, ее заключающий, кажется, не обладает никакой формой; но по мере того, как он развивается, он прокрадывается туда похожим образом и, взяв, наконец, верх, он ее поражает, то есть он ее фиксирует как себя.

Крокодил, как земноводное животное, был естественным иероглифом философической материи, составленной из воды и земли; он одинаково ча- сто сопровождает фигуры Осириса и Исиды. Египтяне изображали солнце в корабле как кормчего, и этот корабль нес на себе крокодил, «чтобы обозначать, — по словам Евсевия (Prépar. évang., I. 3), — движение солнца во влаге». Основываясь на этом, нужно было бы сказать: герметическая материя предстает началом или основой золота или философического солнца; вода, где плывет крокодил, является ртутью или материей, сведенной в воду; корабль изображает собой сосуд естества, в котором солнце или огненное и серное начало служит кормчим, поскольку именно оно сопровождает делание своим воздействием на влагу или ртуть. Крокодил оди- наково представлял собой иероглиф самого Египта, а особенно Нижнего, как более заболоченного.

ЧЕРЕПАХА. Она была у древних символом материи, поскольку они замечали на ее панцире некое подобие изображения фигуры Сатурна G. Вот почему Венера иногда изображалась сидящей на козле, голова которого, как и голова овна, представляет более или менее фигуру (значок) Мерку- рия, и опершейся правой ногой на черепаху. В философической эмблеме мы равно видим художника, делающего черепаший соус с виноградом; философ, у которого спрашивали, какой была материя, отвечал: “Testudo solis cum pinguedine vitis”.

КИНОЦЕФАЛ (обезьяна с головой пса). Это животное, имеющее тело, почти подобное человеческому телу, и голову собаки, являлось одним из часто используемых иероглифов. Египтяне его применяли в качестве символа солнца и луны из-за его соответствия, которое они заметили, с этими светилами. Они предполагали, что киноцефал указывал Исиде на искомое ей тело Осириса; по этой причине они его помещали рядом с этим богом и этой богиней. Истина этих аллегорических рассказов заключается в том, что киноцефал был иероглифом Меркурия или философической ртути, который должен всегда сопровождать Исиду как ее министр, поскольку без ртути Исида и Осирис не могут ничего предпринять в делании. ГЕРМЕС или философ Меркурий предоставил случай благодаря своему имени смешать его с философической ртутью, в которой предполагается изобретатель; так Египтяне и непосвященные авторы смешали изобретенную вещь с ее изобретателем, приняв иероглиф одного за иероглиф другого. Когда киноцефал изображен с кадуцеем, определенными вазами или с полумесяцем, с цветком лотоса или с какой-нибудь водной или летучей вещью, тогда он — иероглиф философической ртути; но когда мы его видим с тростником или со свитком бумаги, тогда он выражает Гермеса, секретаря и советника Исиды, которому приписывают изобретение письменности и наук. Идея взять это животное, как символ Гермеса, пришла от того, что Египтяне полагали, будто на самом деле киноцефал умел писать письменами, употреблявшимися в Египте.

ОВЕН. Естество барана, рассматриваемое как теплое и влажное, соответствовало природе философической ртути; посему Египтяне не преминули поместить его в число своих главных иероглифов; и в мифе о бегстве богов в Египет они говорили, что Юпитер скрывался под видом овна; и отображая его с головой этого животного, они ему присвоили имя Аму- на или Аммона. Все рассказы, сочиненные на эту тему, использовались только для обозначения ртути философов; ниже пример тому: «Вакх, оказавшись в Ливии со своей армией, — повествует миф, — стал крайне терзаться от жажды и возопил к Юпитеру, который появился перед ним в виде овна и привел через пустыню к источнику, где Вакх утолил жажду. В память этого события он возвел храм в честь господина богов под именем Юпитера-Аммона (2), где последний изображался с головой барана».

Объяснение. Баран, будучи одним из символов Меркурия, должен был появиться перед Вакхом в Ливии, имя которой обозначает камень, откуда течет вода: ртуть, чье естество теплое и влажное, образуется только благодаря растворению философической материи в воде. «Эта вода — говорит Космополит (nov. lum. chim.) — является нашей Ртутью, которую мы извлекаем посредством нашего магнита, находящегося в голове барана». Геродот рассказывает, что Юпитер являлся Гераклу в том же самом виде; это указывает на то, что в Греции, как и в Египте, Геракл был символом художника или герметического философа, у кого пылкое желание увидеть философический Юпитер, способный показываться лишь в Ливии; то есть когда материя прошла растворение, поскольку тогда художник обладает столь желанной ртутью. Баран считался жертвой, приносившейся всем богам, ибо ртуть, которой он предстает одним из символов, их сопровождает в операциях жреческого искусства; равно он фигурирует во множестве мифов и в сказании о Золотом руне.

ОРЕЛ и ЯСТРЕБ. Орел, царь птиц, был посвящен Юпитеру, поскольку являлся одним из предвестников для этого бога, когда он спешил одолеть своего отца Сатурна; орел обеспечил Юпитера оружием, когда тот победил Титанов и пр. Колесница Юпитера запряжена двумя орлами, и почти никогда бог не изображался в отсутствие этой птицы рядом с ним. В действительности философы называли орлом свою ртуть или летучую часть своей материи; они называли львом фиксированную часть и говорили только о поединках этих двух животных.

Справедливо воображали, что орел был одним добрым авгуром у Юпитера, поскольку материя улетучивается во время, когда он одерживает победу над Сатурном, то есть когда серый цвет занимает место черного цвета. Философы давали имя ЯСТРЕБА своей материи, которая, достигая определенной степени огненности, становится философической серой; они признавали, что благодаря своему естеству эта птица имеет отноше- ние к орлу: обе предстают сильными, отважными, предприимчивыми, горячего нрава, пылкими и кипучими.

Осириса изображали с головой ястреба, поскольку эта птица, нападающая на всех других, их пожирающая, их трансформирующая в своем естестве и в своей собственной субстанции, ведь они служат ей пропитанием. Тогда она представляет Осириса, огненное и фиксированное начало, устанавливающее летучие части материи, символизируемые орлом и ястребом. Гомер в Одиссее называет ястреба, являющегося символом солнца, посланником Аполлона.

ИБИС. Геродот сообщает (lib. II, c. 75, 76), что В Египте существовало два вида ибиса: один полностью черный, поражающий крылатых змей и мешающий им проникать в страну, когда весной они спешат отрядом из Аравии; другой вид черно-белый и представляет Исиду. Целиком черный Ибис, который одолевал и убивал крылатых змей, которых Геродот никогда не видел, указывает на имеющую место борьбу между частями материи в течение растворения; смерть этих змей обозначает гниение, затем продолжающееся здесь, благодаря чему материя становится полностью черной. Мы уже говорили в отношении этого о двух драконах, одном крылатом, а другом без крыльев, откуда получается ртуть, делающаяся после этого разложения материей, частично черной и частично белой. Ртуть позаимствовала форму этого второго вида от Исиды, которая благодаря своим двум цветам имеет то же самое отношение с луной, что и телец Апис, и становится, наподобие ему, символом материи герметического искусства.

Большие услуги, оказываемые Ибисом всему Египту, будь то убийство змей или разбивание яиц крокодилов, были достаточными, чтобы Египтяне его наделили теми же самыми почестями, что и других жи- вотных, и соответствиями, которые мы только что показали, и позволи- ли его включить в число иероглифов. Из-за своих соотношений с луной Исиде, являющейся символом этого светила, давалась голова ибиса. Эта птица посвящалась Меркурию, поскольку этот бог, ускользая перед Тифоном, принимал форму ибиса. Гермес в таком виде наблюдал, по словам Абенефия (De cultu égypt.) за сохранением Египтян и наставлял их во всех знаниях (3).

Окажется тщетным давать искусные комментарии для изъяснения этих иероглифов в ином ключе, кроме герметического смысла. Если Вул- кан и Меркурий не являются основанием данных объяснений, то мы придем, подражая Плутарху, Диодору и другим авторам, к неправдоподобным и натянутым выводам, которые не способны удовлетворить. Мы всегда должны иметь перед глазами Гарпократа, возвещающего с пальцем на устах, что весь этот культ, эти церемонии и эти иероглифы, заключают в себе мистерии, в которые не позволительно проникать всем, так как их необходимо было осмысливать в безмолвии; и что жрецы не раскрывали их тем, кто приходили в Египет лишь для того, чтобы потешить свое любопытство. Интерпретации многих историков не выглядят вероятными, каковыми не представляются и толкования египетского народа, воздававшего почести культу животных, поскольку народу говорилось, что боги в них обретали форму (4).

  ___________________

(1) Lux происходит от lyké, свет, откуда lykos, волк, шакал, являвшийся эмблемой солнца, о котором возвещает, как и петух, его поднимая своими криками. «В Фивах, — говорит Макробий, — солнце считалось началом в виде волка или шакала… В Египте никогда волков не водилось».

(2) Священные письмена, которыми пользовались жрецы, назывались аммо- нейскими.

(3) В Египте даже по неосторожности нельзя было убивать ибиса или ястреба, не потеряв при этом жизнь. В древности поклонение птицам у нескольких народов было таким, что Зороастр в своих предписаниях воспрещает их убийство, полагая это преступлением.

(4) Евангелические животные являются одной из тысячи воображаемых эмблем для выражения четырех элементов или четырех телесных начал; и, тем не менее, они материально соответствуют четырем созвездиям, образующим процессию бога-солнца, и занимают в зимнее солнцестояние четыре кардинальные точки сферы.

«Иерофанты настолько скомбинировали догмы и символы своей религии, насколько эти символы смогли бы стать достаточно точно объясненными тремя различными системами (аллегорической, исторической и астрономической), не включая в них одну истинную интерпретацию, единственную, которую они имели в виду в создании своей теогонии, то есть физическую интерпретацию, весьма заботливо скрытую ими, чтобы в ней сохранить исключительное знание. И если у какого-нибудь проницательного ума закрадывалось подозрение в том, что египетская религия являлась эмблематической, и он пытался ухва- тить ее смысл, их целью было наиболее ревностными средствами не допустить, чтобы он осознал, что священное писание ведомо только жрецам; кроме того, он мог легко оказаться сбитым с пути в своих исследованиях благодаря одному из трех путей, которые ему предоставлялись на выбор; и казалось даже, что следы уходили из-под его ног, чтобы его еще больше запутать. Четвертый путь, усеянный колючими терниями, образующий с каждым шагом безвыходные издержки, был почти невозможным для открытия. И если, тем не менее, несмотря на все предосторожности иерофантов, какой-нибудь неосторожный посвященный или профан пытался поднять завесу, то посвящение или смерть их быстро настигали грозным врагом. Таковым, наконец, являлось бдительное старание жрецов, что в течение долгих столетий никак не могли изменить своему секрету.

  перевод © Владимир Ткаченко-Гильдебрандт (Прандау), 2018 г.