Раймонд Луллий

Раймонд Луллий (Raymundus Lullius; 1235-1315) - испанский физик, алхимик и философ. Родился в богатой аристократической семье на Майорке. Слушал лекции в Сорбонне. За свою блестящую полемику с Дунсом Скоттом был назначен преподавателем в этом превосходнейшем университете Европы. Позднее посещал лекции Арнольда из Виллановы в Монпелье. Описывает способ приготовления азотной кислоты.

Интересна следующая история. В тридцать лет он страстно влюбился в замужнюю генуэзскую даму Амброзию ди Кастелло. Амброзия была женщиной уравновешенной и сдержанной. Назойливость и экстравагантное ухаживание красивого молодого человека приводили ее в крайнее смущение. Однажды юный Раймонд даже въехал верхом на лошади в собор прямо во время службы лишь для того, чтобы положить к ее ногам свой восторженный мадригал. Разъяренные прихожане вытолкали его из храма. После этого Амброзия согласилась наконец встретиться и поговорить с ним.

Она пригласила его к себе в сад. Раймонд, убежденный в своей победе, явился на свидание с видом счастливого завоевателя. «Не угодно ли вам взглянуть на грудь, которую вы столь страстно воспеваете в своих стихах?» - холодно спросила его матрона. «Могу ли я желать чего более!» - пылко воскликнул влюбленный Луллий. Женщина обнажила свою изуродованную болезнью грудь. «Посмотрите, сколь отвратительно то, на что вы устремили весь пыл своей страсти. Не лучше ли отдать любовь Иисусу?»

Луллий был потрясен до глубины души. Он удалился от всех и после нескольких бессонных ночей пришел в церковь и покаялся. В своих воспоминаниях он пишет, что решил посвятить себя Богу и совершил паломничество к Святому Якову Компостельскому[4].

Эта история, несмотря на всю ее необычность, по сути своей очень характерна для алхимиков. Главное в ней - необходимо совершающееся в какой-то из моментов следования по пути познания обращение к Богу. По утверждению адептов - это единственная возможность достичь успеха в столь сложном предприятии, как Великое Делание Алхимиков [4].

Крупнейший знаток иудейской и мусульманской теологии, Луллий явился одним из родоначальников европейской арабистики; в целях специальной подготовки миссионеров он добился регулярного преподавания восточных языков в европейских университетах. От Луллия осталось около 300 сочинений, написанных главным образом по-каталански и по-арабски, но сохранившихся часто лишь в латинских переводах.

Луллий – основоположник и классик каталанской литературы, один из крупнейших лириков своего времени («Desconort», «Песнь Рамона» и другие); автор философской повести «Blanguerna».

Мировоззрение Луллия сложилось под влиянием францисканства и Августина. Полемизируя с аверроизмом и его учением о двойственной истине, Луллий считал, что истинное познание возможно только в свете откровения. Мир для Луллия – символ Бога, в каждой вещи отражены божественные «совершенства», рассмотрение которых открывает познанию принципы действия Бога в мире. Основная область деятельности Луллия – схоластическая логика. Будучи склонен к мистицизму, он изобретал различные логические схемы и логические машины. Так, получило известность его «логическое колесо», состоящее из семи концентрических кругов, свободно вращающихся на одной оси, независимо друг от друга. Круги разделены на «камеры», т. е. участки, на которых написаны различные слова и буквы, обозначающие философские и богословские понятия. Вращая круги, Луллий наблюдал, как располагаются относительно друг друга слова и знаки в смежных камерах на различных кругах после остановки колеса. Поставив заранее какой-либо вопрос, Луллий получал ответ в сочетаниях слов и знаков. Эту «логическую» машину он считал наиболее совершенным средством для получения правильных умозаключений. Логические системы и схемы Луллия описаны в его главном сочинении «Великое искусство» («Ars magna»).

Считают, что Луллий написал также несколько алхимических трактатов, из которых «Завещание» («Testamentum»), «Сборник правил, или путеводитель по алхимии» («Codicillus, seu vademecum») и «Опыты» («Experimenta») приобрели громкую славу в последующие столетия. В названных сочинениях изложены взгляды на алхимию и ее задачи, основанные на учениях арабских алхимиков. Автор наделяет философский камень особо чудодейственными свойствами. Он пишет, например: «Возьми кусочек этого драгоценного медикамента величиною с боб. Брось его на тысячу унций ртути – последняя превратится в красный порошок. Прибавь унцию этого порошка к тысяче унций ртути – и она также превратится в красный порошок. Если из этого порошка взять одну унцию и бросить на тысячу унций ртути, все превратится в медикамент. Брось унцию этого медикамента на новую тысячу унций ртути – и она также превратится в медикамент. Брось унцию этого нового медикамента еще на тысячу унций ртути – и она вся превратится в золото, которое лучше рудничного». Луллию принадлежит фраза: «Если бы море состояло из ртути, я превратил бы его в золото» [3].

Луллию приписывают следующее определение алхимии: «Алхимия – весьма необходимая божественная часть небесной натуральной философии, составляющая и образующая единую, не всем известную науку и искусство, которые учат чистить и очищать потерявшие ценность драгоценные камни и придавать присущие им свойства, восстановлять немощные и больные человеческие тела и приводить их в должное состояние и в наилучшее здоровье и даже превращать все металлы в настоящее серебро, а затем в настоящее золото посредством единого всеобщего медикамента, к которому сводятся и были сведены все частные лекарства»[1].

Очень интересным произведением Луллия является  его «Хризопея Господа» (Хризопея — от греч. «Хризос» - золотой. Хризопея в алхимии - Златоделие, Трансмутация Души в Высшее состояние).

Особенное внимание привлекает работа Раймонда Луллия о мистицизме любви: «Книга любящего и Любимого». Серафическая мистика любви Раймонда Луллия проистекает из францисканского принципа жизни во имя Любви. Наиболее известное произведение Луллия «Книга любящего и Любимого» (часть обширного произведения Blanguerna), была написана как путеводитель к созерцанию, и содержит краткий отрывок на каждый день года. Полное францисканской мягкости, Божией любви, благоговения перед воплощением и страстями Христа, это произведение отдает исламскими мистическими образами. На первый взгляд это произведение кажется собранием афоризмов о любви. Однако, три главных персонажа: влюбленный, Любимый и любовь придают книге единство. Влюбленный представляет христианское искание, а иногда, - самого Христа. Любимый - это Бог, которого влюбленный ищет в некоем длительном и опасном путешествии.

Любовь - некая мистическая трансцендентная личность, представленная как любовью влюбленного, так и любовью Любимого. Книга Луллия получила такую популярность, что являлась самой обожаемой книгой в западном мире, после «Подражания Христу». Тексты выбраны, чтобы проиллюстрировать поэтическое искусство Луллия и ту практику, какую он старается применить в самых двусмысленных высказываниях (в подражание мусульманским судиям), чтобы подчеркнуть идею книги: совершенное единство между Любимым и влюбленным. Хотя «влюбленный и Любимый раздельно», они «являются некой единой реальностью в сущем». «Как вода смешивается с вином» и как «цвет смешивается со светом», так влюбленный и Любимый становятся неким единым существом. Наконец, связь влюбленного, Любимого и любви представляет некую «видимость Троицы». Выбранные тексты высвечивают с другой стороны христоцентрическую мистику Луллия. По зову человеческой и божественной природу Христа Любимый обращается к влюбленному, чтобы придать ему способность возвыситься до Него. Хотя сердце влюбленного может воспарить, Любимый должен быть еще любимым «в глубинах этого мира», созерцаем «в искушениях и испытаниях» этой жизни. «Серафическая» мистика любви и «херувимская» мистика разума Луллия подчеркивают, что воля, память и разум должны возвышаться до созерцания Любимого. Свет, который исходит от Любимого, рассеивает всякую тьму и грех. Через свет Любимый «открывает себя своим влюбленным»... Тем не менее безумие от любви, иной раз отнимает волю и разум, оставляя только «воспоминание о Любимом» [5].

От неудачных панлогических построений Луллия должно отличать содержание его идей. Господствующим мотивом его философской деятельности было убеждение, что истина — одна: истинное для веры не может быть противно или чуждо разуму, и, следовательно, всякое заблуждение может быть опровергнуто разумными аргументами [2].

Тут он сталкивался, во-первых, с аверроистами, начавшими в то время проповедовать прославившийся впоследствии принцип о двух истинах. Дело в том, что Аверроэс, своеобразно толкуя учение Аристотеля, придал ему резко пантеистический характер. Скоро он нашёл последователей и в европейских школах; но так как нельзя было скрыть несовместимости этого воззрения с христианским вероучением, то они прибегли к утверждению, что истинное для веры и по вере может быть неистинным по разуму и что можно, например, держаться в теологии учения об индивидуальном бессмертии человеческой души, а в философии в то же время отрицать это бессмертие и признавать вечность только за универсальным мировым умом, в котором исчезает личный ум человека при его смерти [2].

Такая двуличность была нестерпима для Луллия, и он видел в аверроистах главных врагов своего дела. Менее резко, но столь же решительно боролся он против того благочестивого взгляда, в котором аверроисты могли находить себе косвенную поддержку — против взгляда, что истины веры вообще недоступны для разума и не должны быть предметом философского доказательства и объяснения. Этот взгляд возник на той же почве полного отделения веры от разума, как и аверроизм; но аверроисты становились всецело на сторону разума, только лицемерно допуская требования веры, тогда как благочестивые иррационалисты искренно дорожили своей тёмной верой и враждебно относились к разуму и всякой философии. Полемика Луллия против этого последнего взгляда представляет многочисленные вариации одной и той же темы.

Какой-нибудь арабский или мавританский мудрец разумными соображениями убеждается в несостоятельности ислама и желает принять христианство, если ему покажут истинность христианских догматов; но какой-нибудь благочестивый монах, к которому он за этим обращается, говорит ему, что божественные догматы суть тайны, совершенно непостижимые для разума, и что в них нужно только верить, не рассуждая. На это арабский мудрец возражает, что в таком случае ему незачем менять религии, так как для слепой веры и мусульманство совершенно пригодно. Против обычного утверждения, что разумное доказательство религиозных истин отнимает нравственную заслугу веры, Луллий возражает, что разумное доказательство не создаёт веры (как личного субъективного акта или состояния, имеющего нравственную заслугу), а только придаёт ей общие объективные основания, благодаря которым она может быть сообщаема другим [3].

По Луллию, разум и вера суть различные формы одного и того же содержания, и это различие он определяет так: разум показывает возможность и необходимость того, чего действительность даётся верой. Понятие разумности или разумной необходимости связано у Луллия с идеей достоинства или совершенства. Так, догмат Троицы имеет за себя, как «необходимое основание» (ratio necessaria), то соображение, что для Бога более достойно или более соответствует его совершенству вечно заключать в себе самом адекватный предмет познания и любви (в лицах Сына и Духа Св.), нежели нуждаться в таком предмете или искать его вне себя; творение мира объясняется тем, что сообщение бытия другому выражает более совершенную степень могущества, мудрости и благости, нежели ограничение себя одним собственным бытием; истина воплощения основывается на том, что личное соединение с чистой человеческой природой есть самое совершенное и достойное Божества, и т. д.

Луллий был уверен, что в своей системе он имеет действительное и полное средство доказать добросовестным мусульманам все истины христианской религии; но для того, чтобы это «универсальное» средство могло быть применено к делу, необходимо было владеть арабским языком. Сам Луллий научился ему основательно, и некоторые из его сочинения написаны первоначально на этом языке; литература арабская также была ему хорошо известна. Но заботы его об основании коллегий восточных языков и миссионерского ордена остались безуспешны [4].

Литература:
1. Штекль А. История средневековой философии. Пер. Репринт. — СПб.: «Алетейя», 1996. — 307 с — (Вых. дан. ориг.: М. : Изд. В. М. Саблина, 1912.)
2. Эко У. Поиски совершенного языка в европейской культуре. — СПб: «Alexandria», 2007.
3. Кульматов В. А. От «Ars magna» Р. Лулия к «Великой науке» Белобоцкого // Verbum.Вып.5. Образы культуры и стили мышления: иберийский опыт.-СПб.: Издательство Санкт-Петербургско философского общества, 2001. С.217-240.
4. Кульматов В. А. Способ задания определений и характер аргументации в «Искусстве» Раймунда Луллия //Историко-логические исследования: Межвузовский сборник. СПБ., 2003. C.111-133.
5. Фигуровский Н.А. Очерк общей истории химии. От древнейших времен до начала XIX в. М.: Наука, 1969.
6. Ramon Lull. The Book of Lover and Beloved, ed. Kenneth Leech, trad. E. Allision Peere, Mahwah N.J., Paulist Press, 1978. Перевод с итальянского. А.А. Клестов