Нахманид (биография и концепции) — Робер Амбелен

Подробности

Категория:

Нахманид

Возможно, усилия Эзры-Азриэла не привели бы к успешному покорению Каббалы, на что они надеялись, если бы в учениках у них не было Моисея бен Нахмана, также называемого Нахманидом, который, в позднем возрасте обратившись к мистицизму, придал ему преимущества в глазах ортодоксальных и догматических теологов, при учете превалирующего в то время изучения догматического Иудаизма. После сего никто не осмелился выразить недоверие по поводу доктрины, доказанной человеком, таким, как Нахманид, прославившимся исключительно своей набожностью, соответствующей традиции. Поэт Мешулам в «Vedas Dasiera» (Dibre Chachanim, 77) воспевает его в таких словах:

«Сын Нахмана для нас есть истинная цитадель; Эзра, Азриэль обучили нас, не примешав заблуждения; Они - жрецы мои, они осветили алтарь мой».

Позже возникла легенда о том, каким образом Нахманид обратился к Каббале. Согласно ей, не смотря на все усилия, предпринимаемые в отношении него неким старым посвященным, он оставался непреклонным в своих воззрениях. Однажды Каббалист совершил вопиющее преступление, и был приговорен к смерти. Перед казнью он позвал Нахманида, и утверждал ему, что этим вечером тот увидит его на Субботней Агапе. И в самом деле, посредством некоей оккультной операции он подменил себя ослом, который и был казнен вместо него, и этим же вечером внезапно вошел в комнату Нахманида. Событие это преобразило его.

Кроме авторитета, приданного Нахманидом своей личностью Каббале, он также оказал и иную услугу. В первую очередь, он решительно ступил на тропу, которую с трудом мог принять Эзра-Азриэль, и не мог удовольствоваться опорой в виде философской, теоретической Каббалы, но желал использовать ее для того, чтобы постигнуть Закон. Закон, который до сей поры являлся лишь уделом Талмудистов и Аггадистов. Недостаточно было излагать мистические доктрины; также необходимо было использовать их с целью оживления духа Священного Писания, и, прежде всего, истолкования Библейских заповедей, - и, в особенности, Пятикнижия, - в данном направлении. Нахманид отводил важное место данному типу популяризации Каббалы. Он был одним из тех, кто в значительной степени способствовал прививанию этого способа в отношении Священных текстов.

Вот один, или два примера того, как Нахманид довел одухотворенность до наивысшей степени. Он признавал, что первый человек был создан андрогинным. Но он также признавал и то, что Божественное вдохновение, для оживления и облагораживания этой двойной формы, было помещено в место соприкосновения этих двух тел, таким образом, чтобы разъяснить важную идею Зоhара, мы добавим, что каждая отдельная часть содержит в себе половину души.

Нахманид любил цитировать и развивать следующий отрывок из Мидраша: «В то время, как Человек спит, тело разговаривает с чувственной душой, чувственная душа разговаривает с разумной душой, разумная душа разговаривает с Ангелом (Ангелом Хранителем)», и так далее. Для Нахаманида душа ощущает, что с телом оно пребывает в дурном обществе, и старается порвать брак между ними сразу, как только это становится для нее возможным. Даже прежде окончательного развода она берет мимолетный отпуск, отправляясь странствовать по Небесам, и вновь обретая связь со своими сестрами; и, по возвращении ее в тело, последнее сознает все, что видела душа. Так объясняются видения, которые происходят во сне. Здесь ясно ощущаются теории, близкие Орфическому, Платоническому и другим посвящениям.

Нахминид, в общем удерживая свои стихи в сфере традиционного Иудаизма, пропитывает их также мистицизмом, который не столь приспособлен к традиции. В них мы даже порой находим уникальную смесь между Каббалистическими и Гностическими элементами, между доктриной Сефирот и Плеромы. Прежде всего, сравнение имеет смысл применительно к душе. Посредством каналов, называемых «каналами заблуждения», согласно Нахминиду, души изливаются от «великого источника», и данный термин совершенным образом вызывает воспоминания о гностической Плероме. («Неандер, поэт церковных хоралов». I, часть 2, с. 745, а также Маттер «Гностицизм» («Gnosticismus»), с. 95 и далее). Объединение души и тела только загрязняет ее, и, что бы она ни делало, но не может быть спасена в Божественной Любви, будучи сохраненной, которая, позволив ей отделиться, забирает ее обратно к себе. Гностическая София также, долго пребывая в заблуждении, не способна обрести ее спасения, кроме как через прямое вмешательство Отца.

Нахминид также предпринимает попытку в своем мистицизме развить новое положение: этика уже содержится в его комментарии, но в особенности в его исключительной работе под названием «Дверь Вознаграждения». Главной темой данной работы является мистическая идея страдания. Согласно Нахминиду, страдание почти всегда является страданием любви. Для некоторых это является предупреждением: Бог со скорбью взирает на то, как Небесная душа погрязает в мучениях тела, и, чтобы прекратить их, Он посылает ему печали. Это великое страдание для Небесных душ и Ангелов - видеть, что один из их общества недостойно отделен от его происхождения и судьбы. И тогда все они начинают требовать от Бога немедленных действий, в надежде, что, сдержав благосклонность, которую он всегда готов излить на человека, Он направит на душу эту спасительные удары. Если душа остается глуха к этим предупреждениям, они усиливают свое принуждение, чтобы заставить душу заплатить выкуп на земле, чтобы не пришлось платить его на Небесах. И для праведного существует страдание любви; поскольку даже и праведные сами по себе не совершенны. Внутри них существует шлак, который суровое испытание любви отделяет от их душ. Но человек не может наложить на себя эти страданий любви: он должен с радостью получить их от Божественной руки. Горе тому, кто не страдает, поскольку его счастье означает, что Бог оставил его, и что Он приговорил его не наслаждаться счастьем будущим; что Он оставил нетронутым в его нынешнем счастье, чтобы он ничего не смог сделать для того, чтобы требовать своей судьбы. Человеческие страдания есть залог внеземной радости; кроме того, определенные несчастья даны человеку для того, чтобы сделать его жизнь труднее, и таким образом он мог бы приложить большие усилия для того, чтобы заслужить право на радостное будущее. Наконец, есть печали, которые используются для преобразования в действия зачатков блага, которые человеческая душа хранит внутри себя. В некотором роде, они являются родовыми муками души, богатой добродетелями.

Нахманид уже представлял собой Мастера Практической Каббалы. Для него:

«В творении всех вещей Бог сотворил так, чтобы высшие вещи вели низшие вещи, и дал Он силы земле и всему, что она содержала, согласно законам, регулируемым Астрологией. Для звезд и ангелов, являющихся их водителями, волей Его было, чтобы души их и их высшие соединения оказывали влияние на людей и человека. Были установлены также определенные законы, позволяющие человеку читать будущее по внутренностям птиц, по их голосам, по их полету. Вот, что имелось в виду в Священном Писании, когда говорилось, что Царь Соломон знал, как разговаривать с птицами».

Нахманид также писал о некромантии, магии и так далее. (Исх., 20, 2; Втор. 18, 9). Эвокация демонов, или Злых Духов, согласно ему, было искусством, которое подлежит подробному изучению. Он говорил о беседах, которые он имел с некоторыми мастерами данного искусства заклинаний, и упоминал трактаты, относящиеся к Злым Духам, и способам создания необходимых Инструментов (Быт. 4:22; Derescha, с. 8 и
11).

Как мы видим, мистическая деятельность Нахаманида выходила за пределы большинства вопросов, которые поднимались теоретической Каббалой. О Нахаманиде рассказывали, в особенности его ученики метафизической школы, что он был склонен к рассуждениям о Теургических целях, поскольку его взгляды на Мистицизм, далекие от ограничений чистого исследования, в скором времени должны были приводить к завоеванию и порабощению космических сил. После Зоhара Нахаманид был одним из тех, к кому потерянные души, чей разум был поражен прихотями этой Теургии, обращались с превеликой доброжелательностью.

В школе Исаака Слепого все еще были живы проблески философских рассуждений. Не смотря на то, что проблески эти были слишком часто затемнены облаками сумасбросдтва и гротескных применений нееврейских доктрин к Иудейским текстам, однако каждый может прочувствовать философский путь, передаваемый ею.