Происхождение и определение Каббалы — Робер Амбелен
Происхождение и определение Каббалы
А. - Ее Возникновение
Напрасно было бы допускать, даже на мгновение, будто Иудаизм до наших времен представлял собой абсолютный монотеизм с одной стороны, и, с другой стороны, строгую ортодоксальность среди всех его верующих.
Если в первые годы зарождающегося Христианства имел место непрерывный рост сект и индивидуальных верований, одна страннее другой, то в отношении еврейского народа происходило явление прямо обратное. К моменту выхода из Египта культ Бога Израильского был целостным. Без сомнения, существовали и остатки от более древних и примитивных культов (в особенности культы Валаама, Ефода, Терафима и т.д.), которые все еще проявлялись среди семей и племен, но лишь в качестве частного поклонения, в общем сохраняющегося в тайне. Затем настало время соприкосновения с чужими философскими системами, в период временного пребывания в Вавилоне (в результате пленения и изгнания населения), обучения чужестранным доктринам, обмена идеями с интеллектуальной и мистической частью еврейского народа. Некоторые жили и процветали совершенно формально, и нам известен принцип этих сект: фарисеи, саддукеи, ессеи, терапевты. Однако, таким образом мы проигнорируем существование среди народных масс более тайных школ, разнообразных сект, порой проявляющих дух противления «официальным» сектам.
В действительности, было бы серьезнейшей исторической ошибкой предположить, что Иудаизм представлял собой единый блок, не произведший никаких теологических, эзотерических или еретических вариаций.
В своей работе, посвященной формированию Христианства, Дрюс заключил, что еще до начала Христианской эры среди евреев существовало представление о Мессии, который станет таковым для Христианства. Позже последователи Иисуса справедливо прилагали усилия к тому, чтобы представить его жизнь вобравшей в себя все обстоятельства, в изобилии описанные Пророками, что было сделано для доказательства его соответствия после завершения Иисусом своей миссии.
Равно мы отметим и то, что Дрюс, будучи в том согласен со Смитом, подтвердил, что вместе с ортодоксальным Иудаизмом в Израиле, или на его границах, существовали секты, которые собрали в себе существенные элементы Христианской легенды, - еще задолго до появления Христианства, - вокруг бога, которого они называли Iesoushouah1. В этом имени Дрюс видит имя Иисуса, идентичное древнееврейской орфографии. Данный факт является существенным: здесь мы видим первый след существования Каббалы, Iesoushouah является одним из «Божественных Имен» Сфиры Гвура.
Черты, которые мы видим в доктрине данных сект, связывают их с синкретической религией, распространенной по всей Западной Азии во времена, предшествующие Христианской эре, которая порождала многочисленные религиозные группы с определенными тенденциями. Она называлась Мандеизм или Адонаизм.
Эта синкретическая религия основана на эзотерическом откровении, «гнозисе» (слово «манда» («знание») синонимично «гнозису»), который был передан богом Адо (Ado) («Господь»). В этом имени мы находим путь, которым следовало формирование множества Божественных Имен данных территориальных областей: Адо, Ада, Адонай, Адонис, Адам, Атем, Атум. В действительности, данная эзотерическая традиция была создана из частей и фрагментов, и она непрестанно пребывает в состоянии теологических родов!
Все Семиты, Офиты, Наассеи, Каиниты, Ессеи, Евиониты, Ператы, Сетианцы, Гелиогностики, а также предгностические секты, существовавшие до нашей эры, ожидали Существа, которое сойдет с Небес и будет воплощено в человеческой форме, чтобы рассеять демонов, очистить Землю и Человека, а также приведет их к месту Счастливых Душ, что находится в «Сфере Отца».
Исторические исследования открывают существование множества палестинских еврейских теологов, сочувствовавших идеям данных сект, чуждых Израилю.
Не станем подпадать под откос путем следования исторической ошибке, согласно которой Иудаизм воспринимается строгим монотеистическим верованием, заключенным внутри герметизированной вазы, лишенным какого-либо умственного и догматического развития! До наступления нашей эры существовали Мандейские секты с Иудейским основанием, - что подтверждает Б. Смит, - которые справедливо приписывали имя Yeshu, Yeheshuah, Yesoushouah Спасающему Богу, пришествия которого они ожидали. Yesh на иврите означает «огонь»; в то же время, оно означает происхождение», «родословную». Таким образом, Спасающий Бог является Богом света и огня. Каковы были слова Моисея? «Бог есть огонь пылающий». Как назывались эти секты? Иессеи, Назореи, Назаретяне...
Итак, нам известно, что еврейские эзотерические секты чтили Спасающего Бога, которого они называли Yeshu, или Yeheshuah, или Yehoushouah, а в папирусе, хранящемся в Парижской Национальной Библиотеке (N° 174, Греческого дополнительного фонда) содержится такая заклинательная формула, как: «Заклинаю тебя именем Yeheshuah Nazarean...», и далее: «Я заклинаю тебя именем Бога иудейского: Yeoushuh...».
Повторим, что данные секты возникли до появления Христианства...
Следом за появлением данных сект, а также за мистическим смешиванием, которое наступило после рассеивания еврейского народа, они стали соприкасаться с арабами Северной Африки, а после с арабами Испании и Португалии, установилась и крепкая связь с греческими, турецкими и балканскими народами (связь эта происходила одновременно с процессом рассредоточения), все их тайные доктрины были повторно расплавлены, подверглись варению и брожению. В конечном итоге, встретившись лицом к лицу с опасностью подобного волнения, теологи Израиля, обладая истинным доктринальным эзотеризмом Торы, совместно пришли к решению наконец раскрыть сущность тайного учения, и сейчас мы увидим, каким образом...
*
* *
На главном фасаде Галилейской Синагоги Капернаума, недавно представшей свету дня, сияет Пятилучевая Звезда, Пифагорейская Пентаграмма, символ Знания и Понимания.
Национальной эмблемой еврейского народа является «Печать Соломона», Шестилучевая Звезда, Гексаграмма Средневековой Магии, символ Соломоновой традиции.
Кто может разъяснить данное различие? Откуда появились эти различные парадигмы?
Значение «Печати Соломона» частично ясно тому, кто знает, что на еврейском слово «Салим» означает «Блаженство» и «Shlom»: Строгость, Правосудие, Равновесие. Гексаграмма, эмблема Общего Закона, связывается со Справедливым Богом, доктриной, поддерживающей метафизическую идею Карающего Правосудия. Это «Закон Кармы» дальневосточных философских систем, а также иудейского Талмуда.
С другой стороны, на иврите Давид означает как историческую личность, так и Божественную Любовь. Вторая школа, которой принадлежала в том числе Капернаумская Синагога, была связана с эзотерической традицией «Освобождения Любовью», и применяла в действии таинственный Закон Прощения, который является сокровенным руководящим принципом Христианства.
Вместе с разрушением этого Храма, а также с рассредоточением рабочих еврейских племен, практически прекратилось систематическое уничтожение племен военных (Иуды, Вениамина) и священнического племени (Левия), элиты Израиля. Рим знал, по чему нанести удар... В наши дни практически не придается значения тому факту, что у евреев почти не осталось жрецов, законных наследников Аарона; а раввины являются обыкновенными докторами Закона...
Но нам известно, что уничтожение было неполным, и все еще существуют, практически неизвестные, законные потомки этого эзотерического духовенства, которых мы кратко рассмотрим, в лице которых объединились, с одной стороны, кровавое духовенство Моисея и Аарона, и, с другой стороны, бескровная линия Мелхиседека, «Царя Салимского», вверенная Аврааму. Ими являются Мартинес де Паскуалли и, в последствии, его исключительный Орден Réaux-Croix.
Это исторический факт, опускаемый общественностью в целом, освещающий истинный союз духовенства Израиля и Оперативное Франкмасонство, или Иудейское Братство.2
После смерти Нерона Веспасиан возвратился в Рим. Тит сменил своего отца на посту Командующего римскими войсками и захватил Гисхалу, Гамалу, Табор. Это была кровавая баня, совершеннейшая резня, о чем повествует нам А. Сеше (A. Séché). Иоханан нашел прибежище в Иерусалиме, где фарисеи и зилоты, аристократы и плебеи схлестнулись друг с другом в братоубийственной войне. Кровь лилась в Иерусалиме, и у ворот стоял Тит...
Тогда Шимон Бар-Йохай, святой теолог, хранитель сокровенных тайн Торы, тайно покинул Иерусалим, и укрылся в Явне... Каббала была спасена!
И случайно в великих идеологических вихрях и в великих преследованиях, потрясших Средние века, священник, совершенный иудей по своему происхождению, покинул безопасность гетто ради широких дорог и Розенкрейцерских горниц, и смог проникнуть в ту среду, которая уже не была в сущности своей иудейской, но просто философской. Здесь мы намекаем на великие тайные общества, которые появились в течение данной эпохи.3
Однако, вернемся к нашему вопросу.
Нам известно, что на приграничных областях Торы, или официальной версии Закона, развивалась тайная, эзотерическая интерпретация, которая была душой и основанием для существования сект, с которыми мы сталкивались на протяжении хода нашего исследования. Голосами Пророков в Старом Завете часто озвучивается факт существования внешних влияний, соприкосновение с другими народами и различными религиями. В действительности, то, что носит название «упадка», более справедливо было бы называть «эволюцией», «истолкованием» и «развитием», более предназначенным для исключительного использования интеллектуальной элитой, более развитой, чем обыкновенное большинство.
Изначальный Закон представлял из себя не только Библию, в которой верующие могли найти, наряду с элементами их религии, религиозные предписания, ритуалы и нравственность. В то же время это был гражданский и уголовный кодекс, из которого законодателями Израиля были извлечены принципы и постановления для регулирования отношений между членами профанного общества.
После Вавилонского плена жизнь народа претерпела изменения, эволюционировала. Эзра «обновил» «священные тексты», и можно предположить, не смея при этом допускать богохульства, что данные тексты, воспринятые в их буквальном смысле, не смотря на то, что представляют собой пользу в плане пасторальной и простой жизни, не могут быть достаточными для руководства всеми жизненными аспектами, - в первую очередь аспектом духовным, - иудейского народа.
С другой стороны, особый характер национальной жизни заставил Израиль обособиться, сократить контакты и отношения с чужеземными народами настолько, насколько это возможно. Прежде всего, Израиль был гордым и надменным народом, который не желал унижаться, интересуясь их воззрениями, а искал все самостоятельно. По крайней мере, вне всяческого сомнения, он перенял некоторые доктрины иноземного происхождения, которые таким образом были не чисты с точки зрения Торы, однако, с превеликой тщательностью исследуя данный вопрос, можно заключить, что они являются весьма древними и чисто иудейскими, и данная точка зрения окажется верной! (Аггада Талмуда, точно так же, как и Мидрашим (Мидраш), тем не менее, свидетельствуют о том, что еврейский народ принес из Вавилона названия месяцев года, Имена Ангелов, и, в целом, всю Каббалу...).
Движимые национальным, неуловимым, и, кроме того, спорным духом, доктора Закона, - объединяя в себе функции законодателей, теологов и казуистов, - предались ему исходя из собственного сердечного содержания. Среди них немногие великие и свежие умы создали каркас, пользуясь иностранными материалами, и довершили его использованием отдельных истолкований, принялись за разработку поразительнейшего метафизического Храма, на создание коего только способна человеческая мысль. От их метафизических рассуждений появились, во-первых, Мишна, дополнительное истолкование пяти книг Пятикнижия, или Торы, истолкование, рассматривающее мельчайшие подробности. Разработка этого учения займет у Таннаим, или докторов Закона, которые в период с 150 г. до н.э. и до 220 г. н.э., - почти четыре столетия, - они с беспрестанным усердием составляли этот комментарии на Тору.
До третьего столетия нашей эры Мишна представляла собой отдельные фрагменты. К тому времени метафизический багаж, переданный Таннаим, достиг таких исключительных объемов, что подобное разделение было необходимо. Рабби Иехуда (Иуда-Князь) по прозванию ха-Наси, «Патриарх» составил части первого собрания в виде руководства.
Мишна Иехуды до сих пор полагается Каноном, который вскоре после его появления был оценен даже выше, чем само Пятикнижие. В трактате Соферим сказано, что: «Тора подобна воде, но Мишна подобна вину». Здесь содержится двойной смысл. Аллегорически, мы понимаем, что пьющего вино охватывает опьянение, в то время как доля пьющего воду заключается в холодном рационализме; однако, в смысле эзотерическом и Каббалистическом, поскольку слово «вино», на иврите yain, по своему числовому значению соответствует слову sod, означающему «тайны»! Исходя из этой сознательно допущенной тонкости, можно предположить, что Мишна содержит «дух» Традиции, в то время как Тора обладает только ее «буквой». Первая эзотерична, вторая - экзотерична.
После, подобно тому, как была прокомментирована и разъяснена Тора, так и Мишна, в свою очередь, была прокомментирована и разъяснена внутри тайных школ. Для преемников Таннаим, называемых Амораим, или раввинских «комментаторов», обретавшихся в синагогах Ливии, Палестины; для Сиров, Нехардеев, Пумбедитов и Уши в Вавилоне, она являлась текстом, вызывавшим разгоряченные дискуссии, на протяжении трех веков. Заключением этой длящейся веками дискуссии стала Гемара, или «завершение» (относительно Мишны). Более обширная компиляция, объединяющая решения Амориам и Таннаим была в последствии учреждена под названием Талмуда, еврейского слова, означающего «ритуал».
Из этого следует, что, если Тамлуд является кратким изложением Гемары, то Гемара является комментарием и завершением Мишны, а Мишна является эзотерическим текстом Торы; в таком случае, Талмуд является более эзотеричным и более аллегорическим, чем сама Мишна, поскольку он стремится еще более ясно раскрыть ее тайны! Итак, нам известно, исходя из основания опыта, что каждый раз, когда один текст раскрывает смысл религиозного текста, то совершает он это используя новые аллегории...
Мы можем заключить, что, попытка разбирать Талмуд дословно, применяя его учение относительно Израиля, еврейского народа, а также его анафемы гоев, или народов необрезанных, будет равносильно отступлению в экзотеризм Торы, и совершеннейшей невозможности раскрыть что-либо. Напротив, Талмуд и все его учения не имеют отношения к избранному народу и к осуждению этого мира. В действительности, тому научит нас иная важнейшая работа, в некоторых своих моментах, она называется Сефер-hа-Зоhар, «Книга Сияния».
Подведем заключительный итог: как антисемиты, так и израильтяне, - фанатичные представители обоих лагерей, - пребывают в заблуждении, поскольку Талмуд не обращается к людям, живущим на земле! Израиль - это общество избранных, «благословленных Отцом Моим!»
Существует два Талмудических компендиума: один Иерусалимский, завершенный в пятом веке нашей эры, и один Вавилонский, завершенный в начале шестого века. Оба из них в достаточной степени воспроизводят Мишну, однако первый является Палестинской Гемарой, а второй - Вавилонской Гемарой. Последний, безусловно, более заслуживает внимания. Иерусалимский Талмуд состоит всего из одного тонкого фолианта, в то время как для записи Вавилонского требуется два объемных тома того же формата! По этой причине последний представляет собой, что верно и для наших дней, истинное выражение Талмуда.
В Вавилонии Талмудические изыскания процветали в течение длительного времени, многим позже того, как, по всей видимости, социальная и интеллектуальная жизнь исчезла из Палестины. Те же теологические организации мы вновь находим в Испании и Португалии конца двенадцатого столетия. В двенадцатом веке в Гренаде Самуил ибн-Нагдилла опубликовал примечательное введение к исследованию о Талмуде; а Гершом бен Иехуда представил четырнадцать трактатов о Талмуде в Майнце и Меце. Шломо Ицхаки, прозванный Раши, написал арамейские «Комментарии» почти на все трактаты, посвященные Гемаре. В двенадцатом столетии знаменитый Маймонид составил комментарий к Мишне на арабском, который и поныне остается выдающимся примером классического комментария. В тринадцатом столетии германские и французские раввины, писавшие на арамейском, расширили комментарии Шломо Ицхаки. Вплоть до семнадцатого века вавилонский Талмуд сохранял влияние, превышающее влияние самой Торы. Данное явление вполне объяснимо, поскольку он должен был предоставить ключ к последнему; и большинству евреев Тора была известна исключительно по цитатам из Талмуда!
Аггада Талмуда, о которой мы сказали немного ранее, в которой говорится о Месяцах и об Ангелах, породила истинный иудеский «гнозис», движимый мистическим жаром докторов Закона. Этот гнозис опирался на эзотерические комментарии библейских преданий. Данный комментарий изначально относился к Устной Традиции, он произошел от интеллектуального просвещения, придававшего истинное значение текстам, а также неоригинальные истолкования, как воспринимала их невежественная толпа.
Данная Устная Традиция, происходящая из мистического просвещения, представляет собой «Слово», или «традицию, передаваемую словом», то есть, на иврите, Cabala, и, на французском, Kabbale! (См., в частности, Иерусалимский Таргум, называемый Таргум Онкелоса).
Таким образом, мы видим, что, подобно тому, как в отношении Христианских текстов существовал длительный период брожения, официального или оккультного, который непрестанно варил и приспосабливал к новой среде обитания исходное «откровение», полученное путем просвещения, добавляя новые комментарии, порой приходящие из иноземных идей, а также прилагал иные неортодоксальные или внешние «практики» с точки зрения их происхождения, которые и привели к появлению иудейского эзотеризма, или Каббалы.
Безбоязненно можно сказать о том, что это было всемирное и вечное инициатическое брожение, которое, будучи вложенным в сердце эзотеризма Израиля, как и в сердце любой иной религии, дало начало рождению Каббалы. Каббала - ничто иное, как Вечная Доктрина, скрытая в Символах и во всех легендарных сюжетах, просто переданных традициями, существовавшими от начала времен, чьи корни уходят в изначальные тайны шумерских и аккадских народов. Это семитское проявление данной вечной Доктрины, которое может лишь перенимать свои способы выражения от расовых, наследственных или нравоучительных идей Западных народов, а еще более точно - от народов Средиземноморских. Христианство стало ее основным вестником, который прежде всего опирается на Ветхий Завет. Каббала стала тем тиглем, в котором в период Средних веков это своеобразное наследие народов белой расы Западной Европы смешалось с дальнейшими кельтскими традициями. Это привело к созданию любопытного метафизического и философского ансамбля, в котором языческое возрождение, в особенности относящееся к Древней Италии и Греции; Пифагорейские традиции, произведенные от объединения и обмена; выжившие кельтские элементы в традициях народной и приземленной магии; а также Гностический Христианский эзотеризм составили ту странную атмосферу, в которой появилась Средневековая Магия: Фаустовский цикл...
Именно тогда появился Сефер-hа-Зоhар, или «Книга Сияния». Мы не станем настаивать на исторических подробностях ее происхождения, поскольку они остаются неопределенными. Вся ее публикация, и даже все, или часть ее составления, приписываются Моше де Леону, еврею, жившему в Испании в тринадцатом веке. Однако, доктрины, которые преподает Зоhар, связаны с мистическими иудейскими доктринами, написанными ранее, чем вышеупомянутый тринадцатый век. Моше де Леон приписывает его знаменитому Шимону, прозванному Бар-Йохай, ученику Акивы, однако лучшим способом признать законность этой книги будет признание присущей ей ценности; автор и время написания менее важны, нежели сама книга, и величие Зоhара остается неоспоримым. Мы заключим, что Зоhар является экзотерическим подведением итога тринадцати веков иудейского мистицизма.
Он состоит из восьми основных трактатов, а именно:
1) «Тайны Торы»
2) «Юноша»
3) «Мистический Мидраш к Торе»
4) «Мистическое Исследование»
5) «Приди и смотри»
6) «Великое Собрание»
7) «Малое Собрание»
8) «Книга Сокрытия», или Сефер ди-цениута
Классические издания таковы: издание из Мантуи (1560, ин-кварто), Дублина (1623, ин-фолио), Константинополя (1736), Амстердама (1714 и 1805). Данное издание 1714 года считается наилучшим из всех, и на его основе Жан де Поли опубликовал перевод Зоhара на французский язык под редакцией Лафюма.
*
* *
В действительности, именно Каббала стала причиной того, что в своей лаборатории Доктор Фауст смотрел на теплые тона раскрашенных витражей, освещающих Гексаграмму Соломона и Пентальфу Пифагора, объединенных и переплетенных вокруг розы эглантерия последователей Гермеса, озаряемой в центре кельтского трилистника! Церковные колокола Пасхального утра, отрывающие Доктора от его смертельной меланхолии, также празднуют воскресение Иерусалимского Храма, которое строители Соборов перенесли в великие столичные готические Соборы. Именно здесь мы вновь встречаемся с этими стараниями, направленными на Синтез. Кельтский трилистник становится сдержанным круглым окном-розеткой, разделенным на три части; Гексаграмма и Пентаграмма украшают их затемненные сводчатые галереи, а пропорциональные «деления» той же розы эглантерия теперь становятся великолепными «розами», купающими (согласно удачному определению Грийо де Живри) трансепты наших дремлющих Соборов в нереальном свете...
И также посредством этого каббалистического «света» будет достигнуто великое Иудео-Христианское слияние, предсказанное Докторами Церкви. Обладая ключами к Каббале, Христиане-Иоанниты, такие же, как мы, последователи Мартинса де Паскуалли или Луи-Клода де Сен-Мартена, мы могли бы лучшим образом проникнуть в тайны двух Заветов. Не изменяя их ортодоксальности, мы заключим их в самое сердце данного синтеза. И, согласно загадочному пророчеству Книги Бытия: «И да вселится Хам в шатрах Симовых».
Изучая Каббалу, набожные и искренние евреи узнают, что данное учение не обладает политеистическим подтекстом, который они ошибочно приписывают ему. После, возможно, подобно тому, как сказал Альбер Жоне (Albert Jounet) в «Ключе к Зоhару», Иудеи и Христиане вместе направят свои общие надежды по направлению к Несотворенному Миру, возвысясь к Вечности Того, Кто ожидает их примирения, вероятно, для того, чтобы вновь проявить Себя в виде Славного Христа.
И так, согласно таинственному Каббалистическому обещанию, «Мессия сойдет в Мир чрез добродетели Сефер-hа-Зоhар...»
B. Ее развитие: Каббала и ее различные Школы.
Адепты современной Каббалы со всей определенностью заявляют о своем происхождении от Исаака Слепого или даже от его отца Авраама бен Давида из Поскьеры. Иосиф Гикатилла, один из наиболее пламенных ее представителей, писал в своем «Перуш Аггада», сохранившимся в «Ха-нефеш ха-хахама» Моше де Леона: «Каббала, которой мы обладаем, ведет свое происхождение от цепи традиций к Маасэ Меркава, от которой она обрела свою надежную поддержку в набожном раввине Исааке Слепом».
Бен Адерет в своих Респонсах (I, No. 94) ссылается на них же, однако больше не обозначает их словом «каббалисты», называя их «мастерами тайн Торы».
«Для каждой из заповедей, - пишет он, - определенные люди, являющиеся хранителями тайн Торы, имеют в духе своем весьма священные основания, несмотря на то, что грехи этого поколения запрудили источник традиции, подкрепляемой со времен разрушения Храма».
Прежде всего, Каббала встает в оппозицию по отношению к Талмудической казуистике, или, если угодно, формы противления веры закону. Это прибежище представителей того духа, которому становится не по себе в тонкой и запутанной сети Талмудических законов, и который, в ограничивающих рамках ритуала, культурных и литургических формул, ищет источник живых вод.
Вместе с Каббалой в еврейскую мистику проникло весьма значительное влияние Христианских элементов, что произошло по нескольким причинам: с одной стороны, существовал дух противления рационализму Аристотеля, который примирил ее с духом Неоплатонизма, что привело еврейских мистиков прямо к источнику древней философии, которая более содействовала тому, чтобы укрепить основополагающий догматизм Христианства. С другой стороны, дух противления Иудейскому догматизму зачастую уводил за истинные границы, которые отделяли Иудейскую доктрину от Христианской. И, наконец, вне зависимости от любых логических оснований, неожиданные соединения между Иудейским и Христианским мистицизмом, а также их утверждения изобиловали идеями, содержащимися одновременно в обеих этих доктринах.
Касательно периода времени, отделявшего мистицизм от Каббалы и Зоhара, мы можем предпринять личную попытку по систематизации и классификации, которая позволит нам выделить пять основных школ:
1) Школа Исаака Слепого, единственную из которых можно назвать метафизической, но не потому, что метафизика была элементом, присущим именно ей, а потому что метафизика для этой школы являлась элементом преобладающим;
2) Школа Эзра Азриэла, берущая свое начало от школы Исаака Слепого;
3) Школа Нахаманида, его ученика;
4) Школа Элеазара из Вормса, который в особенности посвятил себя мистицизму букв и чисел;
5) Школа Абулафии, следовавшая двум предыдущим школам и развивавшая их в чисто созерцательном направлении.
I. Исаак Слепой
О самом Исааке Слепом нам известно совсем немногое. Его преемник с уважением отзывался о его комментарии на Сефер Йециру, а также о его даре отличать новые души от старых душ, то есть те, что пребывали впервые в браке с телом от тех, которые, согласно законам метемпсихоза, вступали уже во вторую или третью человеческую жизнь. Как и многие великие посвятители, такие как Пифагор и Сократ, по всей видимости, он действовал лишь посредством устных наставлений. В своей книге «Баадей Аарон» Шем Тов Ибн Гаон писал множество раз о том, что «Рабби Эзра из Жероны (ученик Исаака Слепого) составил комментарий на Аггаду, подобно тому, как она была передана ему его Мастером Исааком Слепым», и это заставляет полагать, что Исаак Слепой посвятил себя трактованию Аггады и молитв, чтобы придать им символический смысл согласно собственной системе. Однако, по той же самой причине, существует совсем немного работ, написанных им самим. Его слепота, общепринятая в традициях Каббалистов, также, уже сама по себе, была достаточным основанием для того, чтобы объяснить его сдержанность в писательском труде. Как бы там ни было, именно с этой провинцией, Бокером, местом пересечения столь многих идей, и в точке соприкосновения Севера и Юга, и с Исааком Слепым мы можем связывать колыбель Практической Каббалы.
Особенность его учения и школы, основанной им, немедленно проявилась в учении его главного ученика, Эзры Азриэла. Никогда не было известно, относятся ли два этих имени к одному и тому же человеку, или же они принадлежат двум ученикам Исаака Слепого. Поздние Каббалисты всегда путали их. В своей книге «ха-Яшин» Я‘аков называет Эзру мастером Нахаманида; отлично от него, Меир бен Губбай (Meir ben Gubbai) и другие приписывают эту честь Азриэлу. Реканти относит авторство «Комментария на «Песнь Песней» Азриэлу; Исаак из Акко и другие приписывают ту же самую работу на свет Эзры. Еврейская литература наполнена подобного рода смятений, в частности связанных с именами Узиэля, Азриэля и Эзры. Эзра-Азриэль жил в период с 1160 по 1238. В рассказе о себе он говорил, что в молодости много путешествовал в поисках сокрытой доктрины, объясняющей Бога и Его Творение. После множества странствий он нашел человека, который притязал на знание древней и общепринятой традиции, и разрешил все его сомнения.4
II. - Эзра-Азриэл
Такова доктрина Эзры, по его собственному изложению, выполненному им в работе «Истолкование десяти Сефирот в вопросах и ответах»:
«Бог есть Существо абсолютно совершенное, не имеющее пустот в Себе. Итак, когда некто говорит, что в Нем пребывает сила безграничная, однако эта сила неспособна ограничить Его, тогда этот некто предполагает пустоту в Его полноте. С другой стороны, когда некто говорит, что эта вселенная - которая не совершенна, - всецело происходит от него, тогда этот некто заявляет, будто Его сила несовершенна. Итак, поскольку нельзя приписать пустоту Его совершенству, то важно признать, что Эйн Соф обладает силой, способной ограничить себя, сила которой безгранична».
«Некогда ограниченность эта изошла из нее, и появились Сефирот, которые составляют как силу совершенства, так и силу несовершенства».
Опишем теперь их постепенное действие. Первая есть судьба руководства, в которой руководит Божественная Власть, вторая относится ко власти Ангелов, третья - к пророческой власти, четвертая изливает милосердие чрез высших сущностей, пятая изливает вовне страх Его власти, шестая изливает сострадание на вещи низшие, седьмая заставляет расти и укрепляться чувствительную душу под действием развития, восьмая производит последовательную иерархию, девятая обладает властью всего, что эманирует далее, десятая есть путь, посредством которого ансамбль всех остальных сил распространяются по всему нижнему миру.
В действительности, мы считаем, что изначально Сефирот свели свою численность до трех, первейшая из которых есть отражение системы эманаций, как о том писал также Ибн Габирол.
В «Трактате о Эманации», принадлежащем той же школе, мы находим немного отличную от данной доктрины концепцию; кроме того, мы совершили первую попытку по ее примирению с предшествующим мистицизмом, и возвращением его в каркас мистицизма нового. Не беспричинно автор выбрал Илию пророка в качестве его глашатая. Фактически, Эзра-Азриэл ссылается на философские системы, поскольку сам желал превзойти всех в вере. «Недостаточно, - писал он. - удостоиться сих великих, откровений, чтобы быть человеком, любящим науку; прежде всего важно быть человеком веры. Недостаточно знать Библию, Мишну, Аггаду. Все это тщетно без веры, если человек не устремляется с убежденностью, устав от обыденного хода жизни, к возвышенной и таинственной Меркабе».
Еллинек («Сборник Каббалистической Мистики», I 1853. Лейпциг) приписывает данную работу Рабби Якову Назиру (XII век), по той причине, что Реканти («Комментарий на Пятикнижие», с. 173) и Исаак из Акко (в своей книге «Мэират Эйнаим») писали о том, что пророк Илия, на которого есть отсылка в этой работе, впервые появляется в сочинении Рабби Якова Назира. Однако, по какой причине придается такое большое значение данному псевдоэпиграфу Илии? С незапамятных времен Илия был образом, готовым послужить всему, чему угодно. Талмудическая эпоха уже отождествляла его с Мессией и предназначала ему решение вопросов, касательно которых казуисты пребывали в нерешительности, и таким образом оставляли нерешенными. В гомилетической литературе он предстает великим блюстителем нравов и великим моралистом. Едва ли может вызвать удивление то, что Каббалисты, в свою очередь, нашли прибежище под его именем, без которого им пришлось бы раскрыть, что данные идеи принадлежат им. Кроме того, если откровения Илии, согласно этим авторам, были сообщены Якову Назиру, тогда тем же образом данные авторы обращали их и к Исааку Слепому, Азриэлу и Нахаманиду. Мы считаем, что наиболее удачным выбором будет отнеси данную работу ученику Исаака Слепого, или Эзре, который, оплакивая древний мистицизм, желал перенять новую Каббалу, не нанеся при этом ущерба древней, а также попытаться примирить их между собой.
Порой делаются предположения о том, что «Молитва рабби Нехуния бен ха-Кана», или «Баhир», а также «Книга Интуиции» также относятся к данной школе. Касательно последней не существует ни малейшего сомнения, однако в отношении «Баhира» вопрос более, чем спорный. О нем необходимо сказать несколько слов.
«Баhир» написан в форме вымышленного диалога между двумя вымышленными докторами. В нем содержится доктрина Сефирот, возможно, в соответствии с ее пониманием в рамках новой Каббалы. Я говорю «возможно», поскольку в данном сочинении Сефирот фигурируют под названиями, присущими всей теоретической Каббале, но в былом значении Маамарим, рассуждения, творящего слова, слова действия.
Весьма сложно определить время появления «Баhира». С одной стороны, нам известно, что он существовал в 1245, поскольку он подвергался критике со стороны Меир бен Шимона из Нарбона. С другой стороны, результаты наблюдения за ее грамматическими особенностями заставляют нас не отвергать версию о времени написания после периода, названного «Веком еврейской грамматики». Данные рамки удерживают нас в периоде между двенадцатым и тринадцатым веком. Дата определенно является близкой к появлению Каббалы, однако данное положение не доказывает наличие отношения или зависимости между «Баhиром» и Исааком Слепым. Он не подобен «Книге Интуиции».
«Книга Интуиции» представляет собой трактат по поводу отношений между Сефирот и Эйн Соф. Бог есть Тот, Кто тождественен во всех своих силах, как яркий свет, переливающийся в разнообразии цветов. Эти силы эманированы от Него, подобно тому, как свет эманирует из глаза, как аромат, эманируемый от духов, как искра огня эманирует от пламени, без которой последний утеряет нечто (в данном случае мы встречаемся с терминологией как Ибн Габирола, так и Эзры-Азриэла). Еще до творения Бог был один, в себе, недвижим, неограниченным, без различения. Лучшим способом познания Его является сочетание и сложение букв Его Имени. Таким образом это приведет человека к признанию того единственного положения, которое способен признать человек, а именно, что он может познать то, что неясно, окутано собою, и не имеет никаких различений.
Положение это в сущности его близко к доктрине Исаака Слепого и его школе; то есть, к самому раннему виду Каббалы. (Представляется важным не забывать о том, что во всякое время употребляется слово «Каббала»). Как можно заметить, первое ее использование имело метафизический характер, от абстракции через нео-платонические абстракции, от повторения и произвольного увеличения числа посредников Ибн Габирола.
Через предпринимаемую здесь попытку разграничить творческие способы, мы приходим к пантеизму. Она включает в себя попытку придать физические цвета метафизическим законам, в точности заимствованные от цветов света, которые также можно встретить в поэзии и метафизике Зоhара; и, наконец, сюда же входит одухотворение традиционной религии, мистической идеализации всех элементов прошлого, которые способны к преобразованию, развитие новых стремлений при использовании древней формулы. Так была создана центральная часть Зоhара.
III. — Нахаминид.
Возможно, усилия Эзры-Азриэла не привели бы к успешному покорению Каббалы, на что они надеялись, если бы в учениках у них не было Моисея бен Нахмана, также называемого Нахаманидом, который, в позднем возрасте обратившись к мистицизму, придал ему преимущества в глазах ортодоксальных и догматических теологов, при учете превалирующего в то время изучения догматического Иудаизма. После сего никто не осмелился выразить недоверие по поводу доктрины, доказанной человеком, таким, как Нахаманид, прославившимся исключительно своей набожностью, соответствующей традиции. Поэт Мешулам в «Vedas Dasiera» (Dibre Chachanim, 77) воспевает его в таких словах:
«Сын Нахмана для нас есть истинная цитадель; Эзра, Азриэль обучили нас, не примешав заблуждения; Они - жрецы мои, они осветили алтарь мой».
Позже возникла легенда о том, каким образом Нахаманид обратился к Каббале. Согласно ей, не смотря на все усилия, предпринимаемые в отношении него неким старым посвященным, он оставался непреклонным в своих воззрениях. Однажды Каббалист совершил вопиющее преступление, и был приговорен к смерти. Перед казнью он позвал Нахаманида, и утверждал ему, что этим вечером тот увидит его на Субботнем Агапе. И в самом деле, посредством некоей оккультной операции он подменил себя ослом, который и был казнен вместо него, и этим же вечером внезапно вошел в комнату Нахаманида. Событие это преобразило его.
Кроме авторитета, приданного Нахаманидом своей личностью Каббале, он также оказал и иную услугу. В первую очередь, он решительно ступил на тропу, которую с трудом мог принять Эзра-Азриэль, и не мог удовольствоваться опорой в виде философской, теоретической Каббалы, но желал использовать ее для того, чтобы постигнуть Закон, Закон, который до сей поры являлся лишь уделом Талмудистов и Аггадистов. Недостаточно было излагать мистические доктрины; также необходимо было использовать их с целью оживления духа Священного Писания, и, прежде всего, истолкования Библейских заповедей, - и, в особенности, Пятикнижия, - в данном направлении. Нахаманид отводил важное место данному типу популяризации Каббалы. Он был одним из тех, кто в значительной степени способствовал прививанию этого способа в отношении Священных текстов.
Вот один, или два примера того, как Нахаманид довел одухотворенность до наивысшей степени. Он признавал, что первый человек был создан андрогинным. Но он также признавал и то, что Божественное вдохновение, для оживления и облагораживания этой двойной формы было помещено в место соприкосновения этих двух тел, таким образом, чтобы разъяснить важную идею Зоhара, мы добавим, что каждая отдельная часть содержит в себе половину души.
Нахаманид любил цитировать и развивать следующий отрывок из Мидраша: «В то время, как Человек спит, тело разговаривает с чувствительной душой, чувствительная душа разговаривает с разумной душой, разумная душа разговаивает с Ангелом (Ангелом Хранителем)», и так далее. Для Нахаманида душа ощущает, что с телом оно пребывает в дурном обществе, и старается порвать брак между ними сразу, как только это становится для нее возможным. Даже прежде окончательного развода она берет мимолетный отпуск, отправляясь странствовать по Небесам, и вновь обретая связь со своими сестрами; и по возвращении ее в тело, последнее сознает все, что видела душа. Так объясняются видения, которые происходят во сне. Здесь ясно ощущаются теории, близкие Орфическому, Платоническому и другим посвящениям.
Нахаминид, в общем удерживая свои стихотворения в сфере традиционного Иудаизма, пропитывает их также мистицизмом, который не столь приспособлен к традиции. В них мы даже порой находим уникальную смесь между Каббалистическими и Гностическими элементами, между доктриной Сефирот и Плеромы. Прежде всего, сравнение имеет смысл применительно к душе. Посредством каналов, называемых «каналами заблуждения», согласно Нахаминиду, души изливаются от «великого источника», и данный термин совершенным образом вызывает воспоминания о гностической Плероме. («Неандер, поэт церковных хоралов». I, часть 2, с. 745, а также Маттер «Гностицизм» («Gnosticismus»), с. 95 и далее). Объединение души и тела только загрязняет ее, и, что бы она ни делала, но не может быть спасена в Божественной Любви, будучи сохраненной, которая, позволив ей отделиться, забирает ее обратно к себе. Гностическая София также, долго пребывая в заблуждении, не способна обрести ее спасения, кроме как через прямое вмешательство Отца.
Нахаминид также предпринимает попытку в своем мистицизме развить новое положение: этика уже содержится в его комментарии, но в особенности в его исключительной работе под названием «Дверь Вознаграждения». Главной темой данной работы является мистическая идея страдания. Согласно Нахаминиду, страдание почти всегда является страданием любви. Для некоторых это является предупреждением: Бог со скорбью взирает на то, как Небесная душа погрязает в мучениях тела, и, чтобы прекратить их, Он посылает ему печали. Это великое страдание для Небесных душ и Ангелов - видеть, как один из их общества оказался недостойно отделенным от его происхождения и судьбы. И тогда все они начинают требовать от Бога немедленных действий, в надежде, что, сдержав благосклонность, которую он всегда готов излить на человека, Он направит на душу эту спасительные удары. Если душа остается глуха к этим предупреждениям, они усиливают свое принуждение, чтобы заставить душу заплатить выкуп на земле, чтобы не пришлось платить его на Небесах. И для праведного существует страдание любви; поскольку даже и праведные сами по себе не совершенны. Внутри них существует шлак, который суровое испытание любви отделяет от их душ. Но человек не может наложить на себя эти страданий любви: он должен с радостью получить их от Божественной руки. Горе тому, кто не страдает, поскольку его счастье означает, что Бог оставил его, и что Он приговорил его не наслаждаться счастьем будущим; что Он оставил нетронутым в его нынешнем счастье, чтобы он ничего не смог сделать для того, чтобы требовать своей судьбы. Человеческие страдания есть залог внеземной радости; кроме того, определенные несчастья даны человеку для того, чтобы сделать его жизнь труднее, и таким образом он мог бы приложить большие усилия для того, чтобы заслужить право на радостное будущее. Наконец, есть печали, которые используются для преобразования в действия зачатков блага, которые человеческая душа хранит внутри себя. В некотором роде, они являются родовыми муками души, богатой добродетелями.
Нахаманид уже представлял собой Мастера Практической Каббалы. Для него:
«В творении всех вещей Бог сотворил так, чтобы высшие вещи вели низшие вещи, и дал Он силы земле и всему, что она содержала, согласно законам, регулируемым Астрологией. Для звезд и ангелов, являющихся их водителями, волей Его было, чтобы души их и их высшие соединения оказывали влияние на людей и человека. Были установлены также определенные законы, позволяющие человеку читать будущее по внутренностям птиц, по их голосам, по их полету. Вот, что имелось в виду в Священном Писании, когда говорилось, что Царь Соломон знал, как разговаривать с птицами».
Нахаманид также писал о некромантии, магии и так далее. (Ex., 20, 2; Deut. 18, 9). Эвокация демонов, или злых духов, согласно ему, было искусством, которое подлежит подробному изучению. Он говорил о беседах, которые он имел с некоторыми мастерами данного искусства заклинаний, и упоминал трактаты, относящиеся к злым духам, и способам создания необходимых Инструментов (Быт. 4:22; Derescha, с. 8 и
11).
Как мы видим, мистическая деятельность Нахаманида выходила за пределы большинства вопросов, которые поднимались теоретической Каббалой. О Нахаманиде рассказывали, в особенности его ученики метафизической школы, что он был склонен к рассуждениям о Теургических целях, поскольку его взгляды на Мистицизм, далекие от ограничений чистого исследования, в скором времени должны были приводить к завоеванию и порабощению космических сил. После Зоhара Нахаманид был одним из тех, к кому потерянные души, чей разум был поражен прихотями этой Теургии, обращались с превеликой доброжелательностью.
В школе Исаака Слепого все еще были живы проблески философских рассуждений. Не смотря на то, что проблески эти были слишком часто затемнены облаками сумасбродства и гротескных применений нееврейских доктрин к Иудейским текстам, однако каждый может прочувствовать философский путь, передаваемый ею.
IV. Элеазар из Вормса.
Данное направление не является тем же направлением, которое известно под названием Германской школы, школы, основателем которой, наиболее вероятно, являлся рабби Иегуда Хасид (Набожный) из Регенсбурга, но скорее относится к рабби Элеазару из Вормса, его ученику, и его знаменитому представителю. Именно его доктрина поможет нам охарактеризовать доктрину данной школы. Ее традиции происходят из Германской школы, чьи корни находятся в Вавилонии. Так рабби Шем Йов писал в своей книге «Эмунот» (с. 39) о приезде великого Вавилонского Каббалиста, рабби Кешиша, в Апулию, и о том, что рабби Иегуда Набожный приехал сначала из Регенсбурга в Корбейл, а затем из Корбейла в Апулию, для посвящения в священные учения. Рабби Элеазар из Вормса ссылался на иных посвятителей, таких как рабби Шмуэль Хе-Хасид, рабби Элеазар из Шпейера, а также рабби Калонимоса, который был переселен из Ломбардии в Майнц в 787 самим Шарлеманем. (Рабби Луццато, «Иллюстрированный Иудаизм», I, 30 и далее).
Элеазар из Вормса был не особенно поглощен мыслями о метафизике. Напротив, он проигнорировал, или же это только утвердается, что он проигнорировал умозрительные построения школы Исаака Слепого. Он не использовал слово "Эйн-Соф" или "Сефирот" в том самом смысле, в котором употребляли его Исаак Слепой и его ученики, но продолжал направление Ибн Эзры, и довел математическую форму мистицизма Ибн Эзры до его конечного предела, чтобы представить все, что его вдохновляло в мистицизме Гаонима, и в особенности практическую, или прикладную Каббалу, наиболее плодотворным покровителем которой был он сам.
Здесь мы должны бросить беглый взгляд на работу Элеазара из Вормса, который через Абулафию и Зоhар вызвал ответвление от теоретической Каббалы Каббалы практической; мы рассмотрим Сефер Разиэль. О Сефер Разиэль сказано, что она была передана Ангелом Разиэлем («Тайна Божья») Ною в момент его вхождения в ковчег. Она была написана на сапфировом камне; «в ней есть великие тайны возвышенные относительно звезд, их вращения, назначения и склонности всех небесных тел; чрез знание, которое даруются ею, возможно достичь всех тайн вещей, смерти и жизни, искусства исцеления и истолкования снов, искусства войны и принесения мира». Как утверждается, «Сефер Разиэль» была передана как работа, в которой содержится прикладная Каббала, а также богатый арсенал амулетов, талисманов, искупительные формулы, целительных формул, изображений, магических смесей, любовных напитков или напитков ненависти применительно к еврейской традиции. Даже в наши дни эхо традиций, подобно той, которую представлял Элеазар из Вормса, не стихло.
Среди учеников Элеазара из Вормса мы можем сказать только о Менахеме, и в особенности о его работе, названной «Корона Высочайшего Имени». В данной работе присутствует непосредственное влияние Мастера, а также частично «Книги Имени» Ибн Эзры. Главным образом в ней рассматривается Тетраграмматон и десять Сефирот, а также связь между ними. Этот ученик Элеазара и второго представителя Германской школы склонялся к созданию первичного синтеза между дарами данной школыи метафизики спекулятивной школы, и, как и следовало ожидать, совершил он это в ущерб последней.
Адепты Германской школы распространяли свою форму мистицизма вплоть до Испании. Шломо Бен Адерет в своих «Респонсах» (№ 548) писал о ученике Элеазара из Вормса по имени Авраам из Кельна (также пользовавшимся почтением в его школе). Авраам из Кельна прибыл в Испанию, там учился, и даже разъяснял свою доктрину перед королем Кастилии, Альфонсо X.
И таким образом мы приходим к тому, кто предпринял попытку смешения двух этих школ в единое целое, чтобы поставить ее на служение чистому размышлению, то есть, к служению более высокой формы Меркабы Гаонима. Перейдем теперь к повествованию о Абулафии.
V. Абулафия
Чтобы должным образом уразуметь идеи Абулафии, необходимо обратиться к его жизни. Аврахам бен Шмуэль Абулафия родился в 1240 в Сарагосе. До наступления своего тридцатилетия он изучал Библию, Талмуд, медицину, философию, в особенности труды Саадия и Маймонида. Он был прилежным читателем Ибн Эзры. Касательно его мистических исследований, в своем письме к рабби Иегуде Шломо (с которым нам еще предстоит ознакомиться), а также в своем мистическом комментарии к Маймониду, он писал, что был посвящен в доктрину школы Нахаманида. «Именно там, - писал он, - я изучил пути, посредством которых раскрываются истинные смыслы, тайны Закона, и эти пути суть числом три: Нотарикон (акрология (acrology)), Гематрия (числовое определение) и Цируф (перестановка)». Жизнь Абулафии, не смотря на то, что известно о ней исключительно из его основных работ, показывает, что его дух склонялся к форме мистицизма, отклоняющейся от Каббалы как таковой. Касательно этого вопроса у нас имеются несколько ясных и достоверных писем. Рабби Шломо бен Адерет, справлявшийся у евреев в Италии по поводу Пророка-Мессии, написал письмо некоему Ахитуву из Палермо, в котором он со всей решительностью критиковал Абулафию, и упрекал за то, что он ничего не понимает в существенных элементах Каббалы, а также в доктрине Сефирот и в процессе их эманации; кроме того, обвинял его в изложении новой и странной доктрины, касающейся букв и чисел, предназначенной для приведения к пророческому духу. Мы не обладаем письмом от Шломо бен Адерета, точнее будет сказать, что у нас имеется его не прямая копия, которую Абулафия сделал, когда посылал ее некоему рабби Иегуде Салмону. В первую очередь, Абулафия определяет четыре источника знания: 1. Пять чувств; 2. идеи или 10 абстрактных чисел; 3. вселенское позволение; 4. традиция. Без развития первых двух известных, и без третьего, которое само по себе не обладает великой силой истины, он перешел к четвертому: к традиции (Каббале). И все же, он не хотел изучать традицию общую, но исключительно Каббалу, присущую Каббалистам, которой не придавали значения обыкновенные раввины, посвятившие все свое время Талмуду. Итак, Каббала состояла из двух областей: одна содержала в себе познание Бога посредством десяти Сефирот, а другая содержала познание Бога посредством двадцати двух букв, которые составляют Имена и Знаки, и которые ведут к пророческому вдохновению. Абулафия усердно применял на практике учение Ибн Эзры, и утверждал об авторитете Элеазара из Вормса и Нахаманида. Общим пунктом в мистицизме каждого из упомянутых было согласие касательно крайней сосредоточенности на мистицизме букв, чисел и Имен Божьих.
Таким образом, Абулафия прежде всего является адептом данной мистической формы. Ее он берет в качестве своей отправной точки. С другой стороны, нам известно, что он был вовлечен в изучение более, чем дюжины комментариев на Сефер Йецира, что укореняет нас в мысли о том, к чему он был наиболее склонен. Тогда как Сефер Йецира ставит буквы и числа на службу космогонии, и принимая во внимание то, что Мастера, названные выше, предназначали их для Каббалы Сефирот, системы, в рамках которых они осуществляли свои мистические размышления, Абулафия притязал на то, чтобы превзойти данные размышления, и работал в направлении объединения разумной души с Богом, используя в качестве основания арифметические сочетания, объединение, которое Ибн Габирол и Маймонид называли плодом и наградой за философские изыскания.
Абулафия принимал во внимание теорию Христианского мистицизма Св. Бонавертуры, относящуюся к семи уровням размышления (что означает, что он изучал, и имел понятие о Христианском мистицизме!). С другой стороны, в его сочинениях мы находим и тягу к Христианской догме. Говоря о трех Божественных Именах, Yhvh, Yh, Elohim, он пишет: «Это три священных Имени, которые означают тайну Троицы и Единства Троицы. Подобно тому, как Мудрость, Разум и Знание числом своим равны трем, все же они являются одной единственной, одной и той же вещью, поэтому выражение «Он был, есть и пребудет» является ничем иным, как разновидностью одной и той же сущности, и три Лика составляют исключительно один Лик, в одно и то же время единственный и тройной».
«Если это так, то Бог обладает лишь одним Именем, что указывает на то, что его сущность едина, и все же тройственна, однако эта троица есть единица. Это не должно казаться странным, поскольку Имена эти разъяснят тебе сию идею... Имена эти, коих три, и все три этих Имени обозначают единственную сущность, тождественную самой себе, подобно тройному воззванию «Святый, Святый, Святый...»... и, с другой стороны, идея Троицы Мудрости, Разума и Знания».
Учитывая его Мессианизм, мы считаем, что Абулафия стремился не только лишь к евреям, но ко всему человечеству. Таким образом, это признание Троицы было обращением к Христианству. Именно на этом основании Христианской догмы он притязал на изменение взглядов Папы Мартина IV на его пророческий мистицизм букв и чисел, а также склонил его к своему Мессианскому призванию. Согласно ему, он, несомненно, представлял собой нового Христа; все же, Древний Христос не ввел в заблуждение людей, представив им Бога в трех ликах, и, чтобы разъяснять этот вопрос, что делал он так же часто, как и рассуждая о Сефирот, Абулафия настаивал на их Тринитарном разделении, их целостности и их частном группировании.
Примечания:
1. Iesoushouah - «Бог Спасения». - прим.
2. Фактом является то, что перед падением Иерусалима Великий Мастер Каменотесов был провозглашен Папой Римским. - прим.
3. - См. нашу работу «Мартинизм», с. 47 и далее. - прим.
4. - С. Карпп «Происхождение Зоhара». (Изд. Алкан, Париж, 1901. - прим.
из книги "Практическая Каббала" Робера Амбелена,
перевод © Eric Midnight для Teurgia.Org, 2011 год
