О благе, зле и времени

Отрывок из книги Луи-Клода де Сен-Мартена
«О духе вещей» («De l’esprit des choses», 1800)

Всякая злая идея есть не более чем выход за пределы вселенской благой идеи, или же ограничение ее полноты, совершаемое по воле духовного существа. Ведь она не производит ничего, кроме разрушения и недостатка, в то время как вселенская благая мысль — сама плодотворность. Кроме того, можно сказать, что время обрело свое рождение лишь  в связи с некой злой или ограничивающей идеей, ибо оно само некоторым образом ограничивает и сужает все наши идеи.

Также не только нельзя утверждать, что извечно существует два начала, одно — благое, а второе — злое (к чему можно прийти, если делать неосмотрительные умозаключения или верить легкомысленным философам), но и равным образом почти что нельзя сказать, что ныне существует два рода мыслей, потому как неблагая мысль, по сравнению с благой, является лишь подавлением и лишением полноты, которые осуществляются свободной волей по отношению к этой благой мысли.

В то же время, это расчленение, эта жестокость, это зло, наконец, будучи раз оторванным от блага, запутывает нас: мы стремимся побыстрее вновь соединить их в нашем уме и полагаем, что найдем средства к тому в возможности все-таки увидеть конец времени; в мыслях о блаженстве и радости, которые естественно предназначены нам Высшим источником; и наконец, в склонности к приравниванию заблуждения мятежного ангела к греху рода человеческого.

Не ставя сейчас цели вдаваться в рассуждения по поводу этого важного вопроса, мы пока просто согласимся, что все таковые средства не выглядят достаточно надежными.

Различие между преступлениями мятежного ангела и человека состоит в том, что первый возжелал узурпировать благо, которое ему не было дано, а человек поддался соблазну того, что не является благом. Ангел впал в заблуждение, поднимаясь ввысь, а человек — снисходя вниз. Ибо грех гордыни, к которому он тоже стал причастен, пришел к человеку лишь впоследствии и лишь по причине его прельщения другим искушением.

Кроме того, наше нынешнее природное положение, хотя и является тяжелым, но хорошо демонстрирует нам, что материнская любовь успешно действует в поддержку человека; однако оно не дает нам увидеть, чтобы эта любовь преуспевала в помощи падшему ангелу, потому как, когда мы погружаемся в наши самые сокровенные глубины, то находим, что одно и другое неизменно противоположны друг другу.

По всей видимости, нарушение человеком своих обязанностей вынудило Верховную длань продолжить творение, которое, без сомнения, уже служит темницей для врага. Сия Верховная длань словно бы накрыла, так сказать, некое дополнительное место за столом, за которым она уже принимает гостя — человека. Но в виду того, что мятежный ангел исключил себя из числа гостей, его стало нельзя вернуть назад при помощи этого добавления.

Итак, если несмотря на такую добавку, он не является к трапезе, то тем более не явился бы, если бы она отсутствовала, ведь тогда он оказался бы еще более далек от стола. Тем не менее, время трапезы проходит, ибо нам была показана необходимость конца вещей. Как же тогда представить, чтобы он успел получить спасительную пищу?

Что касается измышлений тех, кто ссылается на доброту Бога, оспаривая непрекращаемость страданий, то им стоит прежде поразмыслить, что для Бога нет времени, и один момент нашего настоящего для Него равносилен вечности. И если нам сложно согласиться, что доброта Бога оставляет преступников в нашей вечности страданий, то нужно суметь хотя бы допустить, что она оставляет их в страданиях на один миг, потому как в этот миг Его доброта столь же оскорбляется, как за целую вечность, ввиду того, что она, как было сказано, существует лишь в вечности.

Что же было бы, если б они, открыв глаза на всеобъемлющую божественную доброту, которая не может прекратить и не прекращает ни на миг себя проявлять, осознали, что Бог не имеет иного образа жизни, кроме как постоянно прощать; что Он, в действительности, прощал испорченное существо в каждый момент его преступления; что Он прощает его постоянно и всегда; и что Он отдает ему Себя всего целиком (потому что Бог не может отдавать Себя частично, будучи неделимым в Себе и цельным, и если уж отдает Себя, то может сделать это только целиком); но что это испорченное существо, отождествляя себя со страстью, которая совершенно чужеродна той высшей радости, не желает дать войти в себя всеобъемлющему прощению, которому открыла в себе путь душа человека?

Действительно, мы вполне понимаем, что оно не извлекло и не извлекает никакой пользы от присутствия Матери семейства. Итак, ежели оно не сумело сорвать благих плодов в подобном случае, на чем основан наш расчет, что мы нуждаемся в занятии таковым и другими злополучными существами, что примкнули к нему? Наконец, одна из ошибок людей состоит в том, что они рассматривают время как болезнь, потому что оно не является здоровым состоянием. Но нет — это не болезнь и не здоровье, это — лечебное средство. И если таковое лекарство пренебрегается или тратится впустую, что же станет тогда с больным? Чего он может ожидать, кроме ухудшения своего состояния?

Это не препятствует тому, чтобы Высшее Начало вовеки являлось источником и средоточием добра и любви и не прекращало изливать Свою нежность и Свои благодеяния на всех существ и даже на самого мятежного ангела, и чтобы Солнце не прекращало озарять всю Землю своим светом, проникающим даже сквозь решетки тюремных камер, хотя эти камеры лишают их некоторых полезных свойств.

Может быть, именно потому, что Бог есть неисчерпаемый источник наслаждений, Его творения были подвержены опасности выхода из той меры, в которой им надлежит удерживать себя с неусыпной бдительностью? Да, ведь именно в упоении своим изначальным блаженством преступное существо сумело довести себя до того, что впало в заблуждение. Первопричина существ столь добра, что они имеют возможность легко переходить в состояние меньшего чувствования своего бытия. Смысл этой мягкости заключается в том, что она должна непрестанно возвращать воспринимающих ее к любви и восхищению Тем, Кто ее проявляет.

  Но когда порывы сего блаженства становятся ощутимы, существо, которому доведется слишком сильно их испытать, если оно не будет бдительно следить за собой, может позволить родиться в себе некоей дисгармонии, от избытка самого этого восторженного упоения. От сего впоследствии и проистекают, в результате последовательного развития, все расстройства и беспорядки, которыми наполняются царства мятежных ангелов и человека, а потом и природное царство.

Тем не менее, откроемся восхищению и позволим всей нашей сущности проникнуться этой чарующей и глубокой истиной, кою мы провозглашаем: в происхождении созданий все есть благо; их Первопричина является абсолютно благой и прекрасной и не может производить никакого иного впечатления; и без сей непостижимой сладости они не имели бы риска впасть в заблуждение.

Единственное отличие, которое ставит произведения Сего творящего Начала на ступень ниже Его, заключается в том, что сами по себе они не являются источниками творения первичных энергий («отпечатков», «впечатлений»), получаемых ими. Им была предназначена работа по поддержанию этих энергий, основа которых дана, в гармоничной мере, и эта работа должна была также приносить им великую радость — ибо она заключалась не в чем ином, как в любви к Первоначалу, Которое делает их способными к сему, а также в том, чтобы чрез признательную любовь приближаться к Нему, подобно тому как Оно Само непрестанно связует Себя с ними чрез Свое невозмутимое великодушие (вместо того, чтобы это Начало, порождающее Само Себя во всей Своей сущности, не допускало в Себе ни промежутка, ни различия между наслаждениями, которые Оно вечно творит для Себя, и вечной гармонией, которое сохраняет их неизменными...).

***

Согласно замыслу вещей, лишь природа и природное должны наполнять время; духу надлежит наполнять природу; и Бог должен занимать дух.

Искажение и злоупотребления, которым стал подвержен человеческий род в результате этого искажения, приводят к тому, что враг порядка узурпирует права природы и природного во времени, природа замещает дух, а дух занимает место Бога.

Задача Человека Желания заключается в том, чтобы узреть восстановление порядка на месте всех этих неправильностей: дабы, наконец, Бог царствовал в духе, дух царствовал в природе, природа правила во времени, и время остановило в конце концов врага порядка, который должен быть всецело отвергнут, потому как ему не надлежит иметь никакого места во времени с иной целью, кроме той, что состоит в его утеснении; и тем более, ему нет места в царстве Истины, что последует за временем.

И наконец, если чрез преступление вечность сменилась временем, то задача Человека Желания должна быть — поменять время на вечность.

Перевод © Вирр Арафель, для Теургия.Org, 2014 г.