Талисманы и амулеты в Византии

Употребление амулетов - универсальное явление для всех народов, независимо как от стадии развития, так и от специфики господствующих представлений о мире сверхъестественного. В архаических культурах, а затем в античной и эллинистической цивилизациях, неотъемлемой чертой сознания людей была убежденность в том, что отдельные  созданные человеком предметы или природные объекты обладают особыми свойствами. Им приписывали магическую силу и, в частности, способность оберегать владельца от разных видов вреда. В средневековом обществе в процессе сложного взаимодействия с христианством амулеты сохранили важное место в арсенале борьбы со злом в различных его вариантах. Защита от действия злых духов, колдовства, болезней, сглаза, внезапных бедствий и того, что представляет угрозу для жизни и материального благополучия, осуществлялась с их помощью.

Использованию оберегов способствовали социальные условия, господствующая атмосфера страха, боязнь других людей, боязнь чужого взгляда, слова, мнения. Амулеты могли иметь специальное предназначение, ограждающее от конкретной опасности, или более общий предохранительный характер, спасающий от всяких бед. В последнем случае очень тонкой становилась грань между оберегом и магическим средством, что делает чрезвычайно эластичным смысл понятия «амулет». Византийские обереги много раз становились объектами исследования. Однако, прежде всего внимание привлекали подвески, получивши в русской традиции наименование «змеевики». Интерпретации имеющихся на них изображений и надписей, особенно заклинательной формулы «истеры» посвящены основные усилия специалистов. Количество известных в настоящее время памятников такого рода невелико. КаталогД. Спайера включает всего 59 объектов, что позволяет сомневаться в массовом характере производства и употребления данного типа амулетов. Очевидно, что они составляли малую часть арсенала византийских филактериев. Письменные источники позволяют расширить наши представления о фонде апотропеев, использовавшихся ромеями [1].

Информация об амулетах раннехристианского времени содержится в творениях многих отцов церкви. Св. Иоанн Златоуст писал об использовании в качестве оберегов медных монет с портретом Александра Македонского. В гомилии на Евангелие от Матфея он же упомянул амулеты в виде маленьких листов с текстами Священного Писания. Хорошо известно, что среди библейских текстов в качестве апотропея на протяжении долгого времени пользовался популярностью 90-й псалом, в котором говорится о защите, даруемой Господом верующему. В одной из гомилий Златоуст иронизирует и возмущается по поводу действий, совершаемых в связи с рождением ребенка. Когда ребенок рождается, отмечает он, «амулеты и колокольчики свисают с его руки, и алая ткань, и другие вещи полные всякой глупости». Звон колокольчиков, как и апотропийные свойства самого металла, широко использовались в различных народных культурах для отвращения зла. Столь же широко известны свойства красных нитей или тканей. К примеру, в связи с той же ситуацией, разумею рождение ребенка, леркзццата описаны в схолии на труд Григория Назианзина как «кусочки цветных нитей вокруг запястья, рук и шей, и лунообразные пластинки из золота, серебра или более дешевого материала, которые безумные старухи навешивают на младенцев». Под лунообразными пластинками в данном случае, вполне возможно, подразумеваются изображения глаза, призванные отвращать сглаз. Творения многих отцов церкви сохранили сведения об арсенале защитных средств. К примеру, св. Василий Великий в гомилии на псалом XLV писал об употреблении заклинаний и привешивании характиров на шею маленьких детей в случае их болезни Понятие «характир»включало в себя множество вариантов таинственных текстов, формул, знаков и букв, имевших магические свойства. Образцы подобных начертаний во множестве можно встретить в поздних греческих магических рукописях, опубликованных А. Делаттом. Кресты-энколпионы и кресты-реликварии постепенно и прочно вошли в арсенал защитных средств, получив подобающее теоретическое обоснование. Особую роль в качестве филактерия приобрел крест, воспринимавшийся не только как индивидуальный оберег, но и как охранение всего социума. По словам Евсевия Кесарийского, императору Константину крест казался хранителем  его царства. По мнению Ж. Дагрона, крест был тесно связан с победой Константина, он был ее знаком и приобрел затем ценность династического талісмана [3].

Вместе с тем, изображения креста и константиновской формулы «сим победиши» использовались в личных амулетах. Известен каменный филактерии, возможно, относящийся к иконоборческому периоду. Он имеет на одной стороне гравировку «печать Соломона», а на другой – крест. По мере развития культа креста его изображения появились повсюду: на алтарях, на дорогах и в публичных местах, на дверях и стенах домов, на украшениях, сосудах и предметах обихода. В церковном календаре появились праздники, посвященные кресту: Воздвижение, поклонение кресту во время поста и в период Страстной Седмицы. Особым почитанием были окружены частицы Животворящего Креста Господня, воспринимавшиеся всеми христианами в качестве носителей ог- ромной благодатной силы. Функция Креста как филактерия хорошо видна в ритуале, совершавшемся 1 августа и относящемся к концу VIII в. В процессии, шествовавшей из императорского дворца в храм св.Софии, Крест проносили по улицам византийской столицы и даже по крепостным стенам, чтобы предотвратить болезни, очень частые в этом месяце. Эффективным филактерием считал реликварии с частицами Креста Христова константинопольский патриарх Никифор (806-815). В своем третьем «Антирретике» он писал об использовании християнами золотых и серебряных реликвариев, именуемых филактериями и носимых на шее «для защиты и безопасности жизни нашей, спасения душ и тел наших», а также для излечения страданий и отвращения нападений нечистых демонов». Об особом почитании древ Животворящего Креста Господня в Константинополе патриарх рассказал в «Бревиарии» [3].

Отношение к кресту как к главному и универсальному оберегу христиан внедрялось в сознание паствы клириками и богословами. Если Климент Александрийский в своих рекомендациях по поводу допустимых изображений еще не упоминал крест, то Ефрем Сирин в IV в. посвятил ему немало проникновенных и впечатляющих слов. Размышляяо силе и власти креста, он писал: «Посему и на двери наши, и на чело, и на очи свои, и на уста, и на перси, и на все члены наложим себе сей животворящий крест; вооружимся сим непобедимым оружием христиан, сим победителем смерти, сею надеждою верных, сим светом кротких, сим оружием, отверзающим рай, низлагающим ереси, сею опорою православной веры, спасительною похвалою Церкви. Ни на один час, ни на одно мгновение не будем, христиане, оставлять его,повсюду нося с собою, и без него не станем ничего делать; но спим ли, встаем ли, работаем, едим, пьем, идем в путь, плаваем по морю, переходим реки, - все члены свои будем украшать животворящим крестом». Из слов св. Ефрема явствует, что крест, сосредоточив в себе способности и амулета, и талисмана, не оставляет места употреблению каких-либо иных средств защиты. Что касается оберегов, которые должны были быть вытеснены христианским символом, то они упорно сохраняли свои позиции. Так составитель «Геопоник» - византийской сельскохозяйственной энциклопедии X в., рекомендовал использовать для защиты от дикого кабана нашейный амулет - клешни рака. Судя по тому же произведению, античный миф о Дафне и Аполлоне продолжал служить основой для представлений об апотропеической силе лавра, способного, в частности,отвращать демонов. Библейский мотив прослеживается здесь же в предложении защищать голубятню от змей посредством написания в четырех ее углах слова «Адам». В данном случае реализация магической силы этого имени явно была связана с его анаграмматической расшифровкой, в которой каждая буква означала одну из сторон света. Вместе с тем, имя могло стать оберегом только благодаря образу первого человека, наделенного силой и мудростью как в еврейской агадической и мистической литературе, так и в христианских апокрифах [2].

Слово «Адам» защищает голубей, ассоциировавшихся со Святым Духом, от змей, воплощений нечистой силы и самого Искусителя. В палеологовской Византии перечень объектов и средств, исполнявших функции амулетов, несомненно, оставался весьма значительным. Однако проникнуть в содержание репертуара, по-прежнему, сложно, поскольку редкие источники позволяют хотя бы предположить, что в том или ином случае стоит за понятиями «филактерии» или «привязка». В канонических ответах Нила, митрополита Родосского, возможно, занимавшего кафедру в 1357-1369 гг., имеется пассаж, свидетельствующий о сохранении практики употребления в качестве филактериев священных текстов. Будучи спрошен о том, позволительно ли во время болезни употребление филактериев и «трав без колдовства», митрополит назвал разрешенными филактерии только с текстом Евангелий и без характеров. Использование в качестве оберегов миниатюрных священных книг является древней традицией, отражающей веру в силу слова. Напомню, что уже св[6]. Иоанн Златоуст отметил ношение такого рода текстов. Хорошо известно, что и в более поздний период византийцы изготавливали и носили на себе небольшие книжицы, содержащие эксцерпты из Нового Завета. Именно их имел в виду митрополит Нил, свидетельство которого показывает, что фрагменты Евангелий на таких амулетах могли сочетаться с магическими знаками. Вопрос, заданный архиерею, примечателен еще тем, что отражает ситуацию, вызывавшую необходимость обращения к помощи амулетов. Речь идет о болезни, в борьбе с которой применялись различные магические средства, включая филактерии. Даже медицинский трактат рекомендовал при мигрени привязать к шее бумагу с магической надписью.Живший на рубеже XIV-XV вв. монах Иосиф Вриенний, скептически описавший уклад жизни своих современников, среди предосудительных обычаев назвал ношение мартовских амулетов  и привешивание на шею филактериев. Говоря о весен них оберегах, инок наверняка подразумевал ту традицию, которая сохраняется в Греции до сих пор. Многие дни месяца марта, встречаемого как время прихода весны и пробуждения природы, отмечены в греческом народном календаре ритуалами, которые имеют целью защиту от дурных влияний здоровья,, дома, хозяйства. В частности, принято повязывать на руку около запястья или на палец на руке, или же вокруг большого пальца ноги сплетенных между собою красных и белых (или же золотых) нитей. Они считаются защитой от «опасного»  мартовского солнца. Нити повязывают чаще всего детям и носят до Пасхи. Возможна замена ниток кольцами или бусами из стекла и корала [5].

Довольно обширный перечень осуждаемых церковью магических защитных средств приведен в Номоканоне при Большом Требнике.

Привычные образцы народного двоеверия никогда не имеют четкого равенства тематических мотивов. Как правило, магизм, опирающийся на остаточную первобытность, не соотносится на равных с христианством: многие языческие амулеты долгие годы сохраняются в первозданном облике без дополнения содержания. При обращении к христианству магизм не вступает с ним в диалог, а бессознательно заимствует формы, наполняя их своим смыслом: так поздниебытовые обряды реализуют себя на церковном материале, к примеру, переводяпростую икону в ранг идола. Редкие исключения не меняют общей картины: изображаемые между рогов лунниц кресты не влияют на магический характер этих памятников. Змеевики равным значением своих сторон демонстрируют внутреннюю связь, семиотический диалог обеих композиций, каждая из которых выступает в нем «от своего имени». Этим удается невозможное: христианское изображение сохраняет традиционный богословский смысл, а образ созмеями претендует на значимость канонического смысла. Название «змеевики» объединяет множество памятников, имеющих богатую историю, связанных между собой сложными отношениями. Древнейшие из них - круглые металлические амулеты - содержат на одной стороне изображение человеческой головы с исходящими из нее змеями (число змей: 5, 6, 7), а на другой - hystera-формулу. Христианских изводов на таких образцах нет [4].

Нетрадиционная для Византии круглая форма этих подвесок, не вызывающее отвращения изображение змей, солярный характер композиции, встречающиеся астральные знаки, а также сведения по истории хождения отдельных памятников указывают на Малую Азию как на родину таких изделий. А обращение hystera-заклинания к матке заставляет предположить за ними медицинские функции. В Византии эти амулеты видоизменяются: число змей на них несколько увеличивается (6, 7, 8), и на одной стороне появляется извод святого всадника, поражающего женовидного демона.

На первый взгляд, это привычное совмещение змеиного гнезда и христианского извода на разных сторонах одного круглого медальона. Однако данные образцы несут на себе следы, выдающие их промежуточное положение в истории развития змеевиков. Во-первых, этот извод не может считаться до конца каноничным: рожденный в гностической среде образ святого конного воителя был принят Церковью только в значении Георгия-драконоборца, и указанное изображение основано не на канонической иконографии, а на художественной традиции магических амулетов первых веков н. э. Во-вторых, на этих изделиях как ранних змеевиках hystera-формула нередко находится на противоположной змеиному гнезду стороне. В-третьих, иконография этих амулетов мало разработана: змеи на них часто заменяются змеевидными отростками, а иногда все змеиное гнездо изображается схематически, образ святого всадника не выстроен структурно и лишен монументальной четкости, отличающей церковные изображения святого Георгия [5].

Возможно, эти изделия демонстрируют объединение экзотических амулетов с византийскими оберегами: святой всадник, поражающий копьем женовидного демона, - самый распространенный сюжет эллипсовидных амулетов VI-VП вв. н. э.18 Сложно определить значение таких памятников. Очевидно, что в них нет внутренней оппозиции сторон, отличающей последующие змеевики.

На рубеже Х-ХI вв. появляется новый тип памятников, ставший основным для всех последующих изделий: в этот момент возникают круглые амулеты со змеиным гнездом, hystera-формулой и классическим христианским изводом (число змей: 6, 7, 8,9,12). Эти змеевики отличает категорический дуализм, который проявляется, например, в недопустимости присутствия hystera-формулы на стороне христианского извода. Она переходит к змеиному гнезду, окружив его по краю: став популярными, змеевики попали в круг людей, не знавших hystera-формулы. Эту иконографическую работу могли выполнить лишь столичные мастера [3]. Присутствие молитвословий на христианской стороне не обязательно для таких амулетов: христианское изображение на них не вступает в личную связь со змеиным гнездом, а является выразителем известной традиции и не нуждается в дополнительных комментариях. К тому же смысловая связь не требовала структурного соответствия: лишь по прошествии времени, когда змеиный извод стал известен народным массам, у мастеров возникла нужда уравнивать структурно обе стороны, и христианский извод приобрел молитвенное обращение, следуя за hystera-формулой змеиного гнезда.

Литература
1) Schlwnberger G. Amulettes byzantines anciennes destines a combattre les malefices et maladies // Revue des etudes grecques. Paris, 1892. T. 5. P. 79; Idem. Amulettes byzantines anciennes // Melanges d'archeologie byzantine. Paris, 1895. P. 124, 135—138

2) Laurent V. Amulettes byzantines et formulaires magiques // Byzantinische Zeitschrin. Leipzig, 1936. Bd 36, H. 2. S. 306—309. Taf. 5, 1, 3, 4.

3) Соколов М. И. Новый материал для объяснения амулетов, называемых змеевиками // Древности: Тр. Славянской комиссии МАО. М., 1895. Т. I. С. 189.

4) Пыпин А. Н. Для объяснения статьи о ложных книгах // Летописи занятий Археографической комиссии за 1861 г. СПб.. 1862. С. 40.

5) Т.В. Николаева, А.В. Чернецов.  Древнерусские амулеты-змеевики

6) Нечаев С. Замечание о старинном медном образе // Труды и записки Общества истории и древностей российских при имп. Московском университете. Т. III. Ч. I. М., 1826. С. 136; Спасский И. Г. Указ. соч. С. 361.

 Перевод © Eric Midnight, специально для Teurgia.Org, 2013 год.