Михал Сендивогий и Христиан Розенкрейц: Неожиданные возможности

 

Автор: Рафал Т. Принке

 

Статья была опубликована в The Hermetic Journal, 1990, 72-98. 

 

 

Дама Фрэнсис А. Йейтс в своей увлекательной книге «Розенкрейцерское просвещение» выдвинула теорию о том, что розенкрейцерство следует рассматривать «как движение, в конечном счете происходящее от Джона Ди» ^[1]. Свидетельства, которые она приводит, действительно массивны и вполне убедительны, и все же при чтении книги все равно остается ощущение, что «чего-то не хватает». Путешествие Ди в Центральную Европу и обратно через Германию, которое, по словам Йейтс, так взволновало умы континентальной интеллигенции, имело место между 1583 и 1589 годами. Это означает, что прошло целое поколение до того, как движение стало известно всему миру посредством распространения и, в конечном счете, публикации своих манифестов. Такое длительное время прорастания ясно указывает на то, что должна была быть какая-то другая фигура схожей харизмы, которая «передала бы эстафету» молодым энтузиастам из Тюбингена, ответственным за создание розенкрейцерских мифов. Еще важно отметить то внимание, которое Манифесты придают целительской деятельности Братьев Р. К. (в традиции Парацельса); ни этот момент, ни их анонимность, не могут быть приписаны Ди ^[2].

Поэтому нам следует искать алхимика, владеющего секретом трансмутации, и врача парацельсовой традиции, действовавшего в первые два десятилетия XVII века, который был анонимным, но, тем не менее, хорошо известен, современники восхищались им, он имел контакты - в том числе дипломатические - с дворами в Праге, Штутгарте и Касселе, но в то же время он не зависел от королей и принцев. Человек, который много путешествовал по Европе и Востоку, встречался со всеми важными учеными-герметистами своего времени и излагал им свое видение Новой Эры всеобщей реформации в религии, философии и науке.

 

Среди многих герметических философов того критического периода есть только один человек, отвечающий всем вышеперечисленным критериям, — это, к сожалению, забытый и искаженный в современных работах по этому вопросу польский алхимик Михал Сендивогий. В моей более ранней статье ^[3] я попытался показать, как началось это несправедливое обращение с его фигурой и какова была на самом деле правда о Седзивое. Теперь я хотел бы обратить внимание на свидетельства, показывающие, что он был возможной ключевой фигурой в раннем развитии розенкрейцерского движения и связанного с ним типа мышления.

 

Его можно рассматривать не только как недостающее звено между Ди и Манифестами, но и как модель мифического Frater C.R.C. Его деятельность и путешествия по Европе сделали его известной фигурой еще до 1600 г., а после публикации в 1604 г. его “Двенадцати трактатов о Философском Камне” (позже эта работа стала известна под названием “Novum Lumen Chymicum”, или “Новый Свет Алхимии”) и нескольких публично проведенных трансмутаций он считался величайшим алхимиком и герметическим философом своего времени (он также вызывал восхищение среди интеллектуалов Тюбингенского университета, как я покажу ниже). И все же он хотел остаться анонимным и независимым - весьма показательно, что все его произведения были опубликованы анонимно и без посвящений каким-либо королям или князьям - поистине розенкрейцерское поведение, беспрецедентное в то время!

 

В свете заявлений Фрэнсис Йейтс о влиянии Джона Ди на раннее розенкрейцерство интересно отметить возможные контакты Сендивогия с его учением. Польский алхимик начал свое высшее образование в Ягеллонском университете в Кракове примерно в 1582 году. В то время там находилась группа ученых, интересовавшихся герметической философией и учением Парацельса, покровителем которых был стольник Альбрехт Лаский (1536-1603) - хорошо известный претендент на польский престол, ответственный за привлечение Ди и Келли в Польшу и Богемию. (Лаский никогда не был кандидатом на польский престол, он был выборщиков нескольких королей Польши. - Прим. ред.) 

 

Его интерес к двум магам был связан не только, как иногда предполагают, с его политическими планами и надеждой найти средства для их осуществления с помощью алхимии, но и с глубоким интересом к герметизму. В 1569 году он профинансировал перевод двух трактатов Парацельса на латынь и их публикацию в Кракове, а находясь в Англии, он присутствовал на публичной дискуссии ученых из Оксфорда, организованной Джордано Бруно в его честь. Также возможно, что на самом деле Ди считал, что Лаский может делать золото, и это было одной из причин, по которой он решил отправиться с ним в Польшу ^[4]. Когда Ди жил в Тршебоне в Богемии, Лаский несколько раз навещал его там, так что он, несомненно, обсуждал с ним свои философские теории и мог передать их другим в Кракове. Более того, теперь известно, что Лаский на самом деле был английским шпионом, информировавшим Ди о текущих событиях и политических планах польского двора^[5].

 

Точно неизвестно, кто был первым покровителем юного Сендивогия. Возможно, это был Лаский или его близкий друг и политический союзник Николас Вольский (1553–1630), с которым впоследствии был тесно связан Сендивогий. Вольский вырос при императорском дворе в Вене вместе с будущим императором Рудольфом II и получил хорошее образование в нескольких европейских университетах. С 1576 года он десять лет оставался в Праге при дворе Рудольфа в качестве его виночерпия, в то же время периодически посещая Краков, так как он также имел должность великого оруженосца Польши. Будучи типичным интеллектуалом своего времени, с глубоким интересом к алхимии (он проводил некоторые алхимические эксперименты вместе с королем Польши Сигизмундом III Вазой) и знанием нескольких языков, он, безусловно, должен был встречаться с Джоном Ди как в Кракове, так и в Богемии.

 

Как известно, Джон Ди и Эдвард Келли находились в Кракове с 13 марта (по старому стилю) по 3 августа (по новому стилю) 1584 г., ездили на несколько месяцев в Прагу и снова приезжали в Краков на период с 12 апреля по 6 августа 1585 г. , когда они снова вернулись в Прагу. В то же время Сендивогий отправился ко двору Рудольфа II, вероятно, рекомендованного ему Вольским, и поэтому был в гуще событий. Интересна гипотеза, что он, будучи протеже Лаский и Вольски, мог действительно сопровождать Ди по пути в Прагу! Некоторое подтверждение этому может предоставить тот факт, что в Чехии Сендивогий работал с величайшим чешским алхимиком Бавором Родовским из Густираны (1526-ок.1600)^[6], покровителем которого был Виллем из Роземберка, предоставивший кров Ди и Келли, когда они осели в Требоне, и который также проживал там, работая над чешскими переводами сочинений Парацельса. Но даже если бы это было не так, Сендивогий наверняка знал о новых идеях герметической философии, которые распространял Ди, особенно если его визит действительно был таким волнующим, как предполагает Фрэнсис Йейтс. Также достоверно, что он был в контакте с Эдвардом Келли после возвращения Ди в Англию, а после его смерти купил поместье Фумберк (которое было подарено Келли Рудольфом) у его вдовы.

 

Все это ясно показывает, что Михал Седзивой очень хорошо знал интеллектуальное течение, начатое Ди в Центральной Европе. За годы службы у императора Рудольфа II, который сделал его своим придворным в 1594 г., своим советником в 1598 г. и, наконец, своим «стольником», то есть придворным с правом сидеть за обеденным столом с императором и жить в его замке. ^[7], Сендивогий сначала путешествовал по Европе, совмещая дипломатические миссии с дальнейшей учебой. Еще до 1588 года он был отправлен на Ближний Восток через Грецию, где, как говорят, встретил греческого патриарха, который научил его секретам алхимии. В своих «Философских письмах» он говорит, что скопировал в Константинополе два очень редких трактата Гермеса, а в других местах упоминается его «наставник» из Египта, и все это сильно напоминает путешествие отца C.R.C. в Дамаск и Фес! Затем он посетил Рим, Падую, Неаполь и Венецию и, возможно, также учился в Кембридже, Франкфурте, Ростоке и Виттенберге. В 1590 году он был в университете в Лейпциге, где подружился с Иоахимом Танке (1557-1609), врачом и алхимиком, который позднее включил трактат Сендивогия свой Promptuarium Alchemiae (1614), и, что особенно знаменательно, с Иоганном Тольде, редактором и, вероятно, автором работ, приписываемых Василию Валентину, столь важных в более позднем розенкрейцерском развитии^[8]. Через год он был в университете в Вене, а в 1594-95 годах учился в Альтдорфе, где впервые познакомился с шотландским алхимиком Александром Сетоном, дружба с которым является единственным объяснением его более поздней (1603 г.) причастности к освобождению Сетона из тюрьмы Кристиана II Саксонского. Гораздо интереснее, однако, сообщение, цитируемое Андреасом Гольдмайером в его Harmonia chymica (Onoltzbach 1655), о том, что Сендивогий встретил в Альтдорфе некоего армянина, которому он помог финансово и который дал ему «Лекарство» для трансмутации неблагородных металлов. Говорят, что позже армянин отправился в Аугсбург, а Сендивогий — в Штутгарт. Эта информация имеет решающее значение, поскольку, с одной стороны, она может свидетельствовать о том, что и Сендивогий, и Сетон получали свою настойку из одного и того же источника, а с другой - что Сендивогий впервые посетил Фридриха Вюртембергского (правил с 1593 г.) уже в 1595 г. и, возможно, провел трансмутацию с армянской настойкой, как он сделал то же самое в следующем году в Праге. Здесь нет необходимости подчеркивать важность герцога Вюртембергского для зарождения розенкрейцерства, как это было подробно описано Фрэнсис Йейтс, а ранее Артуром Эдвардом Уэйтом. Его двор был центром алхимической и оккультной деятельности, а Симон Стадион и Иоганн Валентин Андреэ были наиболее известными фигурами розенкрейцерства. Вернувшись на короткое время в Прагу, в 1597 году он отправился в Дрезден ко двору курфюрста Кристиана II Саксонского, для которого добился некоторых милостей от императора (факт, оказавшийся плодотворным в более позднем деле Сетона).

 

Характер дипломатической деятельности, предпринятой Сендивогием для Рудольфа II во время его путешествий, неизвестен, но, скорее всего, она была связана с «оккультным шпионажем» за другими правителями, интересовавшимися алхимией и герметизмом. Аналогичные миссии были предприняты для Рудольфа алхимиком Иеронимом Скотом, которого послали к немецким протестантским князьям, особенно к ландграфу Вильгельму IV Гессен-Кассельскому. Но Сендивогий, должно быть, вел себя особенно хорошо, раз добился таких милостей императора. Его путешествия по Германии и контакты, установленные как с правителями, так и с учеными, также должны были быть более обширными, чем упомянутые выше. Он женился там, и его жена была из Франконии, что может означать, что он также некоторое время оставался во Франкфурте, где он, возможно, встретил «розенкрейцерского издателя» Иоганна Теодора де Бри (фактически его первая книга была издана одновременно в Праге и Франкфурте). ).

 

Когда Михал Сендивогий со своей семьей поселился в Праге в 1595 или 1596 году, он уже был известным и весьма уважаемым человеком, прославившимся своей ученостью и пользующимся благосклонностью императора. Подтверждение тому — яркая серия посвященных ему публикаций: сборник панегирических стихов придворного императорского поэта Каролидеса Карлсперского, изданный в 1598 г. и посвященный сыну Сендивогия Махалу Христофору (40 страниц различных стихов о семье Сендивогия), некоторые стихи Варфоломея Папроцкого, польского и чешского глашатая и поэта, о Сендивогии и его сыновьях, включенные в Jina castka (Прага, 1598 г.), посвящение третьей части массивного труда того же автора по истории, геральдике и генеалогии “Ogrod krolewski” (“Королевский сад”), изданного в Праге в 1599 году, и элегия на смерть жены алхимика — Вероники Стиберин, написанная Иоанном Хоринским, моравским дворянином и поэтом, в 1599 году. Все эти авторы знали Сендивогия лично и, должно быть, имели какие-то причины добиваться его благосклонности.

 

В Праге Сендивогий также предстает как выдающийся врач - сначала он жил в доме Николая Льва Ловенштейна, тоже врача, и вылечил его сына. Затем он работал в алхимической лаборатории богатого горожанина Людвига Коралека и стал его семейным врачом, занимался лечением его дочери. Здесь можно отметить, что позже, около 1606 г., когда король Сигизмунд III Ваза был тяжело болен, он послал за Сендивогием, хотя при его дворе было несколько известных врачей. Как и следовало ожидать, терапия Сендивогия оказалась эффективной, и король вылечился. По словам Льва Ловенштейна, он использовал белый и красный порошки, но его прочные основы в искусстве медицины очевидны из его личной копии Фармакопеи Августана (Аугсбург, 1613 г.) с обильными примечаниями на полях, которая сейчас находится в Ягеллонской библиотеке в Кракове. Это важно для связи с розенкрейцерством из-за того, что в Манифестах особое внимание уделяется исцелению людей.

 

 

Как подтверждают архивные материалы в Праге, в то время Сендивогий обладал Белой настойкой. Он дал немного ее обоим хозяевам, у которых останавливался, и они сами произвели трансмутации: Лев из Ловенштейна превратил немного ртути в серебро, а Коралек сделал то же самое с большим гвоздем и шурупом из стены в своем доме. Металл был тщательно исследован независимым химиком, и было обнаружено, что это чистое серебро. Сендивогий, однако, подчеркнул тот факт, что он получил настойку от своего «наставника» из Египта, а не делал ее сам. Неизвестно, когда произошла трансмутация, выполненная Рудольфом II с настойкой Сендивогия, но кажется, что это должно было быть несколько лет спустя, когда он сам нашел способ приготовления Философского камня. Именно тогда Рудольф приказал поместить мраморную плиту с надписью «Faciat hoc quispiam alius quod fecit Sendivogius Polonus» (Перев.: «Пусть кто другой попробует сделать то, что сделал поляк Сендивогий».) на стене комнаты, где оно совершалось. Позже стало известно, что алхимик осуществил несколько других превращений, в том числе одну часть серебряной плиты в золото в присутствии короля Польши Сигизмунда III Вазы (затем плита была доставлена во Францию, исследована и признана золотом высшей пробы). - Пьер Борель в своей работе Tresor de recherches et antiquites gauloises et francoises, опубликованной в Париже в 1655 году, называет это «самым прекрасным примером трансмутации в наше время», поскольку золотая часть не могла быть припаяна и была пористой из-за разницы в удельном весе). Особый интерес, однако, представляет информация, которую Сендивогий отправил через Жана де ла Бланка, французского консула в Гданьске (Данциге), слиток железа, превращенный в золото, Варфоломею Шахману, мэру этого города. Это должно было произойти примерно в 1611 году и было описано Адрианом Паули, доктором медицины и профессором гимназии в Гданьске (Данциге), в Disputatio physica de metallis, опубликованном Андреасом Хунефельдтом, розенкрейцерским издателем «Манифестов», и важным трудом Юлия Шпербера, в 1617 г., в разгар розенкрейцерского фурора! Возможно, важно отметить, что Шахман учился в Ягеллонском университете в Кракове в то же время, что и Сендивогий, и поэтому может считаться его старым другом.

 

Сендивогий продолжал свою дипломатическую деятельность на службе у Рудольфа II и Сигизмунда III. По крайней мере, с 1599 года он был секретарем последнего - у него также было два дома в Кракове, один из которых достался ему в наследство от отца, так что он, безусловно, должен был довольно часто бывать в этом городе. Сохранившееся письмо короля Сигизмунда III, датированное в Варшаве 13 июня 1600 г., начинается так: «Посылаю Вашему Императорскому Величеству Михала Сендивогия для решения проблем Молдавии. Эта провинция всегда была под нашей защитой…». (Интересно, что Альбрехт Лаский примерно за 35 лет до этого пытался завоевать для себя молдавский трон, а еще позже Джон Ди спрашивал у своих духов об этой возможности ^[9].) Из-за характера дипломатии мало что известно о результатах этой и других миссий, предпринятых алхимиком, но его способности, должно быть, были очень высоко оценены, так как в 1608 году Сендивогий получил просьбу от Юрия Мнишека (ум. 1613), Воеводы Сандомирского, отправиться в Москву в связи с делом Лжедмитрия и убедить русское дворянство принять его как царя (он был зятем Мнишека). (Тут определённая путаница. Лжедмитрий I, который был зятем Мнишека, к тому моменту был два года как мёртв. В 1608 году появился Лжедмитрий II, которого Мнишек и его дочь Марина посчитали политически верным признать за чудесно (второй раз) спасшегося царевича Димитрия. - Прим. ред.) Миссия явно была очень опасной, но подробности о ней неизвестны.

 

Сендивогий был не только алхимиком традиционного толка, но и глубоко интересовался новыми технологиями, и этот факт стоит отметить, поскольку Фрэнсис Йейтс подчеркивает это в Ди как признак нового «просвещенного» мышления. Он работал с Николаем Вольским, к тому времени придворным маршалом, а с 1613 г. — великим маршалом Польши, на его сталелитейном заводе и фабрике, производившей иглы, ножи, мечи, листы из латуни и меди и т. д. Позже, около 1621 г., Сендивогий организовал строительство шахты по добыче свинцовой руды в Силезии для императора Фердинанда II, за что он получил жалованье и несколько земельных поместий в Богемии.

 

Все черты Сендивогия, до сих пор, показывают его как фигуру с всеевропейской известностью — дипломата, врача, техника и успешного алхимика. Он также был авантюристом, что, должно быть, делало его еще более привлекательным в глазах современников. Дело Сетона хорошо известно, и известно, что сам Сендивогий был заключен в тюрьму, по крайней мере, еще два раза, и каждый раз ему удавалось бежать. В 1607 году в Кракове он дрался на шпагах с Пиком Завадским, доктором медицины из Ягеллонского университета, известным своими анти-парацельсистскими взглядами.

 

Однако следует задаться вопросом, имел ли Сендивогий фактические контакты с ключевыми фигурами, сыгравшими важную роль на раннем этапе развития розенкрейцерства. Как мы уже видели, совершенно очевидно, что Сендивогий знал Ди и Келли через их покровителей Альбрехта Лаский и Виллема из Роземберка, которые также были и его покровителями. Будучи привилегированным придворным Рудольфа II, он, должно быть, также встречался с некоторыми другими важными людьми, в первую очередь с Генрихом Кунратом, чей «Amphitheatrum Sapientiae Aeternae» был впервые опубликован в Праге в 1598 году под «покровительством и защитой» Рудольфа II и который останавливался в при дворе императора в качестве его врача на некоторое время ^[10]. Эта работа описывается Фрэнсис Йейтс как образующая «связь между философией, на которую повлиял Ди, и философией розенкрейцерских манифестов»^[11]. Кунрат встретил Ди в Бремене в том же году и находился под его влиянием, включая упоминания его Monas Hieroglyphica и Афоризмов в более позднем полном издании Amphitheatrum (Ганновер, 1609 г.). Показательно и то, что, как и Сендивогий, он не посвящал своих произведений каким-либо могущественным покровителям. На самом деле это может быть одной из отличительных черт ранних «истинных розенкрейцеров» — если мы примем это, то Ди еще не был полностью сформировавшейся розенкрейцерской фигурой, в отличие от Кунрата. Он также представляет видение религиозной философии, развивающейся из магии, каббалы и алхимии, которая обещает новый рассвет для человечества, тема, позже развитая в Манифестах ^[12]. Но его работы «похоже, не получили большого признания после их первой публикации»^[13], и он умер в 1605 году, так что идеи, должно быть, были распространены кем-то другим.

 

Другой важной фигурой является Освальд Кролл (1580-1609), еще один врач Рудольфа II, а затем Кристиана Ангальтского, который, по словам Фрэнсис Йейтс, был главным архитектором политического аспекта раннего розенкрейцерства. Она даже предполагает, что именно через Кролла эзотерическое влияние пражского двора могло быть перенесено на двор Анхальта. Это подтверждается нападками Андреа Либавиус на Манифесты, в которых Кролл часто цитируется как принадлежащий к той же школе мысли и явно связанный с розенкрейцерами. ^[14] Нам посчастливилось узнать, что Сендивогий был близким другом Освальда Кролла — оба они были врачами уже упомянутого пражского патриция Людвига Коралека. В 1598 году он стал алкоголиком (кажется, это не современное изобретение), что привело к неизлечимой болезни и, в конце концов, к смерти Каролека в июне 1599 года. Поскольку Сендивогий был единственным врачом, который оставался с ним до конца, его семья позже подала на него в суд за причинение смерти. Одним из свидетелей на суде был Кролл, который явно защищал Сендивогия. Позже в своей книге Basilica Chymica (Франкфурт, 1609, стр. 94) он назвал польского алхимика «Heliocantharus Borealis» — описательное имя, которое кажется очень важным в связи с манифестами розенкрейцеров. Его можно перевести как «Прославляющий северное солнце», но значение этой фразы можно узнать, только обратившись к собственному предисловию Сендивогия к его «Трактату о сере» (впервые опубликованному в Кельне, 1613 г.), где он говорит:

 

«Приближаются времена, когда людям откроются многие тайны Природы. Скоро установится Четвертая, или Северная, Монархия; наступает счастливый век; скоро явится просвещение, Мать Наук; Солнце ярче, чем в любой из предыдущих трех Монархий, поднимется и откроет более сокровенные тайны. 

 

Эта Монархия (как и предсказывали древние) Всемогущества Божия будет учреждена рукой правителя, обогатившегося всеми добродетелями, который, как говорят, уже явился в сей нынешний век. В этом нашем северном регионе мы видим правителя необычайной мудрости и доблести, которого ни один король не может превзойти ни в победах, ни в любви к людям и Богу.

 

Нет сомнения, что в этой Монархии Бог откроет нам больше тайн Природы, чем это имело место в языческой тьме или под властью тиранов. Философы обычно описывали эти монархии не в соответствии с их могуществом, а в соответствии с их расположением и частями мира, которые они охватывают. На первое место они ставят восточную, затем южную, затем западную и, наконец, северную и последнюю, которая ожидается в этих странах и о которой я подробно расскажу в своей “Гармонии”.

 

В этом северном пришествии полярной монархии (как говорит Псалмопевец) милость и истина сретятся, правда и мир облобызаются, истина восстанет из земли, и правда приникнет с небес. Будет один Пастырь и одно сложение, и знание будет общим достоянием всех без зависти. Я жду всего этого, страстно тоскуя». ^[15]

Это пророчество о «всеобщей реформации» вполне могло быть взято из «Манифестов» и точно выражает их дух. Особое значение имеет использование самого термина «Четвертая монархия», столь важного в розенкрейцерском контексте. В хорошо известном фрагменте из «Фамы» говорится: «В политике признаем мы Римское царство и четвертую монархию как за нашу, так и всех христиан главу. Хотя нам и известно, что за перемены предстоят и о них другим ученым Господним очень охотно сообщить желаем». Упоминание о правителе, который установит новую монархию, весьма удивительным образом подтверждает гипотезу Фрэнсис Йейтс, а слова о «более ярком солнце», которое взойдет, явно относятся к той же теме, что и утверждение в «Фаме», что «перед восходом солнца должно явиться и вспыхнуть полярное сияние, или какая-нибудь ясность, или божественный свет в небе». Это Аврора, несомненно, является Северным сиянием, возвещающим приход Северной монархии, как это было предсказано Гелиокантарусом Бореалисом.

 

Весь предмет грядущей реформации упоминается здесь Сендивогием, а читатель отсылается к другому произведению под названием «Гармония» для дальнейшего обсуждения. Она снова упоминается в «Философских письмах» как только что переданная некоему Брикию для публикации. До сих пор считалось, что она было утеряна, но недавнее исследование профессора Бугая позволяет предположить, что она было опубликовано Жаком Нюйсеманом в Париже в 1618 г. и впоследствии приписана ему ^[16]. Датировка писем сомнительна, но наиболее вероятным является 1616 год, что соответствует такой возможности. Существовало два английских издания этого произведения в переводе Роберта Тернера с латыни Людвига Комбаха (Лондон, 1657 и 1658 гг.). Мне не удалось увидеть эту работу, но если это действительно «Гармония» Сендивогия, то она должна иметь решающее значение для изучения раннего розенкрейцерства. Поскольку Сендивогий был назван Освальдом Кроллом «Heliocantharus Borealis» в книге, опубликованной в 1609 году, он, должно быть, преподавал теорию Четвертой монархии и грядущих перемен к тому времени, по крайней мере, несколько лет, может быть, даже еще в 1598–1599 годах, когда, как мы знаем, они были в тесном контакте. Интересно, что это же имя или титул использовал Михаэль Майер для описания Сендивогия в Symbola Aureae Mensae (Франкфурт, 1617 г.), что показывает, что он был хорошо известен в кругах философов-алхимиков того периода. Майер знал Сендивогия лично, но они должны были встретиться позже, так как он сам говорит, что покинул родной Гольштейн только в 1608 году ^[17], если только они не встретились впервые в Альтдорфе или Ростоке, где они оба учились.

 

Трудно сказать, какого “великого князя” имел в виду Сендивогий. Возможно, это был Владислав IV Ваза, сын короля Сигизмунда, которого честолюбивый отец видел будущим королем Польши, Швеции и Москвы. Но также возможно, что Сендивогий посетил Гейдельберг во время одной из своих поездок в Германию и был настолько впечатлен его оккультной атмосферой, что начал рассматривать Фридриха V Палатинского как будущего лидера Четвертой монархии. В качестве альтернативы его идеи могли вдохновить Кристиана Ангальтского (либо через Освальда Кролла, либо через прямой контакт с Сендивогием) в его политических планах, связанных с молодым курфюрстом. В любом случае кажется очевидным, что первоначальный импульс исходил от учения Сендивогия.

 

В 1604 году De Lapide Philosophorum Tractatus duodecim или «Двенадцать трактатов о философском камне» были опубликованы одновременно в Праге и во Франкфурте. В Праге вышло два издания в том же году, и Рудольф II также приказал перевести книгу на чешский язык ^[18]. Он вызвал такой большой интерес в Европе, что в последующие годы появилось множество изданий, которые продолжали выходить в 18 веке, достигнув более 50 различных изданий. Но Сендивогий не искал славы: в книге его имя было скрыто в анаграмме «Divi Leschi Genus Amo» (Лещус или Лех был легендарным основателем Польши) и не была посвящена Рудольфу или какому-либо другому покровителю. В своем предисловии к «Притче или загадке мудрецов», добавленном в конце, Сендивогий писал:

 

«Если вы спросите, кто я: я космополит, гражданин мира. Если вы знаете меня и хотите быть хорошими и благородными людьми, держите мое имя в секрете. Если вы меня не знаете, не спрашивайте мое имя, ибо я не опубликую ничего, кроме того, что написано в этом письме. Поверьте мне, если бы мой ранг и положение не были такими, какие они есть, я бы не наслаждался ничем более, чем уединенной жизнью или присоединился бы к Диогену в его бочке. Ибо нахожу я мир сей полным суеты, жадности, жестокости, продажности и беззакония; и наслаждаюсь зрелищем славной жизни грядущей. Не удивляюсь я более, как некогда было, тому, что истинный Мудрец, несмотря на то, что обрел Камень, не заботиться о продлении жизни; поскольку ежедневно перед глазами своими созерцает небеса, как видишь ты лицо свое в зеркале. Когда Бог даст тебе то, что ты желаешь, ты поверишь мне, и не станешь открываться миру».^[19]

 

Это заявление указывает причины того, почему следует оставаться неизвестным, в терминах, очень похожих на те, что находятся в конце «Confessio», в то время как другие фрагменты предисловия и эпилога к «De Lapide Philosophorum» имеют большое сходство с заключительными абзацами Fama.

 

Книгу, должно быть, получил Фридрих Вюртембергский, который, вероятно, также мотивированный информацией о трансмутациях, произведенных Сендивогием, начал переписку с алхимиком, убеждая его посетить Штутгарт. В конце концов, Сендивогий согласился и приехал летом 1605 г. вместе со своим секретарем и несколькими слугами. Герцог встретил его с большим гостеприимством, вел с ним долгие беседы в дворцовом саду и, очевидно, спрашивал, видел ли он настоящую трансмутацию. Сендивогий потребовал, чтобы Фредерик поклялся хранить в тайне все, что он увидит (что последний и сделал, стоя на коленях перед алхимиком), и провел два превращения ртути в золото. Герцог был настолько впечатлен, что подарил Сендивогию поместье Нейдлинген, принадлежавшее его придворному алхимику Гансу Генриху Мюленфельсу, что в конечном итоге оказалось катастрофическим, поскольку Мюленфельс затем заключил Сендивогия в тюрьму и отнял у него все его имущество. Это дело в контексте этого материала нас не касается ^[20], так что достаточно сказать, что Сендивогию удалось бежать, и вмешались император Рудольф и король Сигизмунд, и после суда Мюленфельс был повешен в 1607 году.

 

Еще одним человеком, с которым Сендивогий остался в Штутгарте, был советник герцога Конрад Шулер, который убеждал алхимика остаться при дворе навсегда. Интересно, что существовало, по-видимому, издание De Lapide Philosophorum 1605 года с предисловием, написанным тем же Конрадом Шулером и адресованным немецким князьям. Это было бы самой прямой связью не только между Сендивогием и политическими планами Протестантской лиги, но также между ними и более поздним розенкрейцерством. К сожалению, подробности об этом, по всей видимости, очень редком издании, неизвестны.

 

Визит Сендивогия в Штутгарт еще более важен для его возможных контактов с молодыми членами кружка Иоганна Валентина Андреэ в Тюбингене. В то время Андреэ было 19 лет, и он, должно быть, слышал о великом алхимике и философе, посещавшем герцога и совершавшем трансмутации, тем более что дело Мюленфельса стало широко известно по всей Европе. Вполне вероятно, что Сендивогий также посещал университет в Тюбингене и, возможно, встречался с его студентами. На самом деле есть косвенное доказательство того, что он был там очень популярен - примерно через сорок лет несколько книг было опубликовано Иоганном Харпрехтом (1610-1660), который называл себя "Филиус Сендивоги" (Filius Sendivogii). Он был сыном профессора права в Тюбингенском университете и, как говорит Карл Шмидер в своей Geschichte der Alchemie (Halle 1832), когда он был мальчиком, он всегда слышал разговоры о Сендивогии и его трансмутациях, которые заставили его посвятить себя алхимии. Другие авторы даже говорят, что он был зятем Сендивогия, но, кажется, нет никаких доказательств этого, безусловно, очень привлекательного утверждения.

 

Деятельность Сендивогия между 1608 г. (когда он отправился в Москву с дипломатической миссией, как упоминалось выше) и 1616 г. или в решающий период для начала розенкрейцерства, к сожалению, неизвестна. Мы можем только догадываться, что он останавливался в Кракове и Праге, где, должно быть, встречался с Михаэлем Майером и, возможно, совершал еще какие-то поездки к немецким князьям, как в 1616 году в Марбург, например. Но до этого два манифеста были опубликованы в 1614 и 1615 годах в Касселе.

 

Как уже говорилось, можно обнаружить некоторое сходство между общим стилем и некоторыми фрагментами первых розенкрейцерских публикаций, с одной стороны, и утверждениями, содержащимися в предисловиях и эпилогах к трактатам Сендивогия. Показательно также, что датой вскрытия гробницы Христиана Розенкрейца был указан 1604 год, год публикации De Lapide Philosophorum (то же самое часто говорят о «Наометрии» Симона Стадиона, завершенной в 1604 году). Но это еще не все. Вся теория влияния Джона Ди на «Манифесты», построенная Фрэнсис Йейтс, в конечном счете вытекает из того факта, что «Conceptatio Brevis» Филиппа Габеллы, к которому «Исповедь» была лишь дополнением или продолжением, была основана на Monas  Hieroglyphica (Иероглифической Монаде) Ди (фактически с дословными цитатами). Как говорит Фрэнсис Йейтс: «Вдохновленное Ди “Consideratio Brevis” и его молитва кажутся абсолютно ассимилированными с розенкрейцерским манифестом, как его неотъемлемая часть, как бы объясняя, что «более тайная философия», стоящая за розенкрейцерским движением, была философией Джона Ди, как изложено в его Monas Hieroglyphica (Иероглифической Монаде)» ^[21]. Но только часть этой работы основана на “Monas” Ди, тогда как остальная часть является чисто алхимической, и ее источник не был объяснен ни Йейтс, ни кем-либо еще. На самом деле эта работа явно основана на «De Lapide Philosophorum» Сендивогиуса! Существует множество утверждений, либо взятых непосредственно из него, либо обобщающих его фрагменты, либо говорящих одно и то же разными словами. Например, отрывок из последнего абзаца главы 5, начинающийся словами «Если бы Гермес, отец философии, возродился сегодня к жизни…», взят со второй страницы Первого трактата, а описание работы Природы резюмирует учение Сендивогия. Также объяснения о Меркурии и его роли в природе, изложенные в главе 6, показывают глубокое понимание теорий Сендивогия о «нашей воде, которая не смачивает руки», неоднократно упоминаемой в De Lapide Philosophorum. ^[22] Однако есть один фрагмент, процитированный дословно - это последний абзац главы 6, который взят из Пятого трактата с добавленным вступительным утверждением: «Как я часто говорил моим сыновьям знания и мудрости ...». Итак, перед нами цитата, представленная от первого лица! Более того, она начинается с любимой формы обращения Сендивогия к своим читателям и коллегам-алхимикам: «сыны знания и мудрости». Кто, следовательно, произносит эти слова? Филип а Габелла, конечно, но о его личности ничего не известно, и Фрэнсис Йейтс предполагает, что это должен быть псевдоним, относящийся к «Кабале». Мог ли весь текст быть написан самим Сендивогием? Это кажется вполне возможным — он был знаком с философией Ди и, возможно, снова посетил Тюбинген между 1608 и 1615 годами. Но тогда возникает вопрос, был ли он настоящим движущимся духом, стоящим за манифестами розенкрейцеров, или просто фигурой мастера, которой первые розенкрейцеры восхищались и брали за образец Христиана Розенкрейца? Этот вопрос пока останется без ответа, хотя мы можем рассмотреть и первую возможность.

 

Философские письма Михала Сендивогия, скорее всего, были написаны в 1616 году из Брюсселя и адресованы новому члену Общества неизвестных философов каббалы («novo Cabalae Philosophorum Incognuorum dignissimo Sodali») во Франции. Существовали их печатные издания на французском, немецком и латинском языках, а также имеется несколько рукописных копий английских переводов ^[23], по крайней мере, одна из которых озаглавлена «Письма Михаила Сендивогия к Обществу Розы Креста (Rosey Crucian)” ^[24]. Похоже, что это не просто литературная форма, а подлинные письма, на которые были получены ответы. В первом из них Сендивогий говорит: «Я посылаю вам латинские статуты нашего Общества», что весьма интригует.

 

 

В 1691 г. в Париже появилось издание «Писем», которому предшествовал «Statuts des Philosophes inconnus» на 30 страницах ^[25]. Может быть это одни и те же статуты? Сендивогий писал письма одному человеку во Франции и отправлял ему статуты, так что вполне возможно, что они сохранились и были опубликованы там. Но он пишет, что статуты были на латыни. Известный французский исследователь Робер Амаду ^[26] обнаружил две латинские рукописные копии «Писем», одна из которых (Bibliotheque de Carpentras, Mss 288) также содержит «Statuta philosophorum incognitorum»! Поскольку я не имел возможности прочитать эти статуты, я не могу комментировать их содержание и то, как они соотносятся с правилами розенкрейцеров, изложенными в Манифестах, но само их существование имеет большое значение.

 

 

Еще одна интересная особенность писем заключается в том, что в некоторых версиях в конце находится «Иероглиф Общества Неизвестных Философов» (или “The Rosey Crucian Society” в копии Мэнли Палмера Холла). Но в трех известных мне случаях они совершенно разные: в парижском издании 1691 года это «трезубец Нептуна» (похожий скорее на греческую букву Пси), окруженный двумя перьями, в латинском манускрипте это буква М внутри в круге с горизонтальной чертой поперек, а в английской рукописи М. П. Холла есть четыре круглые фигуры, взятые у Якоба Беме. Этот последний случай не представляет интереса, поскольку он относится к 18 веку, но Нептун занимает видное место в «Притче» Сендивогия (см. Sendivogius - The New Chemical Light - Parable, Dialogue [transcribed by Jerry Bujas]), а буква М с некоторыми дополнениями также является главным мотивом розенкрейцерской печати, воспроизведенной Михаэлем Майером в его “Themis Aurea” ^[27].

 

Были некоторые сомнения относительно авторства писем, но все известные рукописи и ранние издания приписывают их Сендивогию. Название обычно дается как Apographum Epistolarum Michaelis Sendivogii seu J.J.D.J. Cosmopolitae vulgo dicti, практически то же, что и в редакции J.J. Manget в его “Bibliotheca chemica curiosa” (Женева, 1702). Четыре инициала, которые не расширены в других изданиях, объяснены на полях парижского издания 1691 года и в рукописи Bibliotheque de Carpentras как «Жан Иоахим Дестенгель д'Ингрофонт». Поскольку о таком персонаже ничего не известно, Робер Амаду считает, что это псевдоним, но не может его объяснить. Хорошо известно, что Сендивогий любил анаграммы своего имени — свою первую книгу он подписал «Divi Leschi Genus Amo», а «Трактат о сере» содержал анаграмму «Angelus Doce Mihi Jus» (Ангел, научи меня закону). Так можно ли объяснить этот псевдоним таким же образом? В самом деле, IOACHIMUS D'ESTINGUEL — это совершенная анаграмма MICHAEL SENDIVOGIUS, в которой используются все буквы, и каждая буква используется только один раз! Это не может быть совпадением, хотя и не объясняет остальную часть имени.

 

Таким образом, кажется, что существовало тайное Общество Неизвестных Философов, вероятно, основанное Михаилом Сендивогием, и что Сендивогий оказал сильное влияние (или, возможно, даже написал сам) на «Conductatio Brevis», в котором излагалась философия и алхимия первоначального розенкрейцерского движения. В настоящее время невозможно сказать, были ли эти два общества одним и тем же, но имеющиеся данные определенно указывают на то что это возможно.

 

После «Манифестов» появились многочисленные публикации, в основном письма, адресованные Розенкрейцерскому братству, с целью установить с ним контакт. Одним из наиболее интересных для нас является сочинение Иоахима Морсиуса (1593-1643), считающееся воплощением «розенкрейцерского типа мышления» ^[28]. Название гласит “Anastasii Philareti Cosmopolitae Epistola Sapientissime FRC Remissa. Philadelphia: Harpocrates.“ Это звучит так, как будто он говорил: «Я тоже космополит, и я могу хранить секреты, как Гарпократ», что явно отсылает к замечаниям Сендивогия в De Lapide Philosophorum: «Если вы спросите, кто я: я космополит» и “Я не сомневаюсь, что есть много людей доброго поведения и чистой совести, которые тайно владеют этим великим даром Божиим. Я молю и заклинаю их, чтобы хранили они молчание, подобно Гарпократу” ^[29]. Так что Морсий, вероятно, чувствовал, что должна быть какая-то связь между учением Сендивогия (имя которого он, вероятно, тогда еще не знал) и манифестами розенкрейцеров.

 

Следует также учитывать, что, хотя «Манифесты» были впервые опубликованы в Касселе, вскоре они были переизданы другими, наиболее важными из которых были Иоганн Брингер из Франкфурта и Андреас Хунефельдт из Данцига/Гданьска. Брингер выпустил несколько изданий с Confessio, переведенным им на немецкий язык, а также голландский и французский переводы обоих, в 1615 году. В том же году в Марбурге появилось факсимиле издания Брингера под названием “Fama Fraternitatis R.C. Ohne Reformation. Zeile auf Zeile Bringer's Ausgabe folgend” (как мы увидим, Сендивогий посетил Марбург в следующем году!). Брингер также был главным издателем писем и брошюр, наводнивших Европу в ответ на Манифесты, начиная уже с 1613 года с “Epistola ad Reverend. Fraternitatem R.-C.“ и “Assertio Fraternitatis R.C. quam Rosae Crucis vocant etc. “Raphael Eglinus’а в 1614  году. Оба из них, кажется, были опубликованы до Fama, которая затем была распространена в рукописной форме. В этом контексте представляется весьма значимым тот факт, что Брингер был также издателем издания Сендивогия 1611 года (т. е. в то время, когда Фама, вероятно, была впервые написана) “De Lapide Philosophorum”, копия которого находится в университетской библиотеке в Тюбингене! ^[30].

 

Я уже упоминал о связях Сендивогия с Данцигом/Гданьском и косвенно с Хунефельдтом, но есть еще один издатель розенкрейцерских текстов, о котором следует упомянуть, а именно Лазарь Цетцнер из Страсбурга, который также напечатал Chymische Hochzeit Christiani Rosencreutz или Химическую свадьбу в 1616 году, как и некоторые "ответы". Похоже, что одного и того же издателя предпочитали Сендивогий (7 изданий его работ между 1613 и 1628 годами) и Андреэ (несколько его работ, включая Turris Babel, Mythologiae Christianae и Christianopolis). У "Menippus" последнего в качестве места публикации указано "Cosmopoli", что вполне может быть прямой аллюзией на Сендивогия.

 

Как уже упоминалось, в биографии Сендивогия есть «лакуна» между 1608 и 1616 годами. Совершенно очевидно, что он время от времени останавливался в Праге и Кракове, так как имел там свои дома и поместья. В Праге он, очевидно, встретил Михаэля Майера, в то время врача Рудольфа II. В 1616 году мы видим, как он посещает лабораторию Иоганна Гартмана (1568-1631) в Марбурге и, вероятно, также двор ландграфа Мориса Гессенского, где тогда служил Михаэль Майер. Гартман был другом Майера ^[31] и известным химиком, в 1609 г. ландграф Морис сделал его «профессором Химиатрии». Из его сохранившегося дневника известно, что в 1615 г. среди его учеников был Симон Батковский из Польши, алхимик и друг Сендивогия, вероятно, идентичен «Бадовскому», его личному секретарю, с которым Сендивогий был в Штутгарте. 

 

Эксперименты и производство лекарств в Марбурге основывались на рецептах из «Basilica Chymica» Освальда Кролла, другого друга Сендивогия. Польский алхимик, очевидно, посетил Марбург в качестве почетного гостя — возможно, даже по приглашению ландграфа Мориса, чья обширная переписка с алхимиками того периода сохранилась до сих пор и может пролить больше света на это. Следует помнить, что он был близким соратником Фридриха Палатинского и герцогов Ангальтского и Вюртембергского, и именно в его городе Касселе были впервые опубликованы Манифесты.

 

 

Величайшей данью уважения Сендивогию со стороны его современников была публикация Symbola aureae mensae duodecim nationalum (Франкфурт, 1617 г.) Майера, в котором обсуждались учения двенадцати величайших адептов алхимии. Эта «цепь» мудрости начинается с Гермеса Трисмегиста и заканчивается именем “Sarmata Anonymus", также называемого “Heliocantharus Borealis", который есть не кто иной, как Михаил Сендивогий (Польша именовалась Сарматией, а Англия — Альбионом). Тот факт, что Майер не назвал своего имени, хотя он, очевидно, знал его, предполагает, что Сендивогий просил его не делать этого. Такое поведение соответствует его просьбе в De Lapide Philosophorum, процитированном выше, и в его «Обществе неизвестных философов», а в предисловии к «Трактату о сере» (опубликованном в Кельне в 1616 г.) он говорит читателю:

 

«Но можете быть уверены, что на меня вовсе не возложена необходимость писать, и что если я и выступил, то только из любви к вам, не ожидая личной выгоды и не желая пустой славы, поэтому я здесь воздерживаюсь, как и раньше, от раскрытия своей личности публике» ^[32].

 

С моим ограниченным знанием латыни я не смог прочитать монументальную работу Майера, чтобы узнать, что он говорит о Сендивогии, и краткое изложение Дж. Б. Крейвена здесь не поможет. Роман Бугай сообщает нам только, что он был в восторге и сказал, что видел трансмутацию, проведенную польским алхимиком «собственными глазами».

 

 

Символическое изображение Сендивогия в тексте Symbola aureae mensae, изображающее его в традиционной одежде польского дворянина, было снова использовано Даниэлем Столцием (Даниэлем Штольцем фон Штольценбергом), учеником Майера в Праге, в его Viridarium Chymicum от 1624 года (и снова, на этот раз без других одиннадцати гравюр, в качестве фронтисписа в посмертно опубликованной «Subtilis Allegoria» Майера). Столций написал такое сопровождающее стихотворение:

 

 “Михаил Сендивогий, поляк

 

Хоть имя сие, в минувшие дни,
Хранимо было в забытьи
Ныне тьму его слава пронзает
Как быть тому и подобает.

 

Признала Прага в Богемии
Разумно его сочинения
Двенадцать книг он написал
И через них он обучал.

 

Сам Сатурн, как говорил он
Землю должен оросить
Чтоб луне и солнцу милым
Лепо ей цветоносить".^[33]

(Перев. Baal-Hiram)

 

Имя алхимика впервые было раскрыто в 1613 году, когда три его работы под общим названием Tripus Chymicus Sendivogianus были опубликованы в Страсбурге, но это, должно быть, было скрыто самим Сендивогием, поскольку другие издания его трактатов в последующие годы продолжали оставаться анонимными до второго издания его же в 1621 году и окончательного раскрытия в эрфуртском издании Michaelis Sendivogi Poloni Lumen Chymicum Novum 1624 года с комментарием Иоганна Ортелиуса, которое позже подверглось резкой критике в третьем страсбургском издании Tripus Chymicus в 1628 году, вероятно, как реакция самого Сендивогия.

 

Столций был уроженцем Праги и, безусловно, знал самого Сендивогия, поэтому заявление о том, что «Прага признала его сочинения», не может быть преувеличением, а скорее выражением его восхищения. Самое интересное, однако, что четыре года спустя, в Hortulus Hermeticus (1627), он уже не упоминает Сендивогия по имени, а возвращается к термину Майера «анонимный сарматский химик» ^[34]. Похоже, что после появления его первой книги его попросили не раскрывать личность Сендивогия.

 

На самом деле есть и другие случаи подобного воздержания от упоминания его имени авторами, которые наверняка знали его. Наиболее интересным примером является то, что от Джона Джонстона (1603-1675), полигистора, родившегося в Польше в шотландской семье, который был другом Коменского, посетил Роберта Фладда и Джона Хуньядеса в Англии и имел много других связей, которые делают его возможным розенкрейцером второго поколения. В своей «Naturae Constantia» (Амстердам, 1632, стр. 81) после нескольких кратких комментариев о достижениях различных современных ему алхимиков, включая Келли, Сетона, Кролла и Хуньядеса, он завершает этот короткий раздел очень многозначительным заявлением: «Я также считаю, что каждый знает, что сделал один польский врач для оживления планет». Кажется, что розенкрейцеры не могли упомянуть имя Сендивогия!

 

Следующим известным событием в жизни Сендивогия является его пребывание в Пруссии в 1619 году, где он проводил некоторые алхимические эксперименты. Об этом путешествии больше ничего не известно, но следует отметить, что розенкрейцерские центры в Данциге/Гданьске и Эльбинге/Эльблонге (с Самуэлем Хартлибом и Джоном Дьюри) находились в этой провинции Польши и что секретарь и друг Сендивогия — Симон Батковский — был уроженцем Пруссии. Также самое раннее упоминание розенкрейцеров в польской литературе происходит из стихотворения Яна Боравского, польского протестантского пастора из небольшого городка Бродница/Страсбург в Пруссии, Theatrum diabolorum, которое было опубликовано в 1621 году. Соответствующий фрагмент:

 

Te solum fratrum roseae crucis expedit ordo

Anglicus ille nocens, sudor et atra lues,

Gorgonea illuvies, gangraena, corizque mundi,

Deformatores dixeris orbis eos. ^[35]

 

Это показывает, с одной стороны, что о розенкрейцерах слышали даже провинциальные священнослужители Пруссии, а с другой - что все дело было предметом шуток и шутливой сатиры. Книга была, по-видимому, впервые опубликована на польском языке еще в 1607 году, но я еще не смог ни подтвердить это, ни проверить, было ли это издание тем же самым. Если бы это было так, то это было бы самое раннее упоминание о розенкрейцерах, предшествовавшее Фама на семь лет!

 

Также не исключено, что путешествие имело некоторые дипломатические аспекты — это был год, когда Фридрих «Зимний король» начал свое короткое правление в Праге — городе, с которым Сендивогий был так тесно связан на протяжении всей своей жизни. Мы не знаем, на чьей стороне конфликта был Сендивогий, но кажется, что он был выше политических и религиозных разногласий (как Джон Ди, который не возражал принять святое причастие на римско-католической мессе в Кракове), в то время как он, возможно, был привлечен перспективой «Monarchia Borealis» его мечты, которая теперь была в его руках. Более поздние тесные связи Хартлиба, Дюрия и Коменского с двором Елизаветы в Гааге, кажется, указывают на то, что Пруссия также имела большое значение, возможно, даже следующее по значимости с Богемией.

 

В трагедии 1620 года Польша попыталась сохранить нейтралитет. Хотя обе жены короля Сигизмунда принадлежали к династии Габсбургов, польская знать в целом придерживалась антигабсбургских взглядов. Они очень гордились демократическим институтом выборных королей в Польше и были за то, чтобы ввести его в Чехии и Венгрии. Некоторые из некатолических магнатов имели прямые контакты с Фридрихом V Палатинским, наиболее важными из которых были Рафал Лещинский (кальвинист, получивший образование в Англии), покровитель Коменского, и Джон Джонстон, ответственный за прибытие Моравских братьев в Польшу, и князь Януш Радзивилл, лютеранин, шурин Кристиана Ангальтского и друг Фридриха. Интересно, что придворный врач и поэт последнего Даниил Наборовский написал прекрасную поэму «На глазах английской принцессы, вышедшей замуж за Фредерика, пфальцграфа Рейна, избранного королем Богемии» (опубликовано в 1621 г.). Поскольку стихотворение было написано на польском языке, «Зимний король и королева» и их дело должны были быть хорошо известны и, безусловно, поддержаны некоторыми могущественными польскими магнатами. Ходили даже слухи, что Сигизмунд III Ваза будет свергнут с престола и его место займет Фридрих Палатинский^[36].

 

Почти наверняка Сендивогий имел контакты как с Коменским, так и с Хартлибом, так как в 1631 году друг их обоих - Киприан Киннер - отказался от приглашений стать ректором Раковской академии и школы Клаузенбург, чтобы принять приглашение от «барона Михаила Сендивогия» прибыть к императорскому двору в Праге. Он оказал там некоторые услуги Сендивогию и был возведен в дворянство по его просьбе императором Фердинандом II ^[37]. Упоминание Раковской академии, созданной польскими социнианами (арианами), представляет дополнительный интерес в свете того факта, что Генрих Нейгузиус в своей книге Pia et utilissima admonitio de Fratribus Rosae Crucis (Данциг, 1618) утверждал, что розенкрейцеры были социнианами ^[38]. Одним из ведущих социнианцев был Ярош Иероним Москоржовский (умер в 1625 г.), дворянин, написавший несколько социнианских книг, но также глубоко интересовавшийся алхимией и имевший собственную лабораторию ^[39]. Есть несколько других связей с этим религиозным движением, которое также преследовало цели социальной реформы, одна из самых интересных - через Томаса Сегета, шотландца, который посетил польские социнианские центры в 1612 году и был другом величайшего польского поэта того времени – Шимона Шимоновича (или Симона Симонидеса), а также нескольких известных социнианцев, включая Мартина Руаруса и Самуэля Пшипковского. Сегет передал рукопись латинских стихов Шимоновича Иоахиму Морсиусу (тому самому, кто использовал псевдоним «Космополита» в своем ответе Фаме) для публикации, которая в конечном итоге принесла Шимоновичу европейскую известность. Сегет был также другом Рафаэля Эглина из Марбурга, автора второго из самых ранних известных ответов, опубликованных до Фамы. Но самое главное, что в 1612 году Шимонович написал Сегету из Праги (где Сендивогий был знаменитой персоной), что они могут переписываться через Николая Вольского - пожизненного покровителя и друга Сендивогия! ^[40]

 

Мало что известно о дальнейшей жизни Сендивогия, кроме сведений о различных имениях в Чехии и Польше (Краков), которыми он владел. После 1620 года он служил новому императору Фердинанду II и стал его советником с согласия короля Польши Сигизмунда III. Время от времени он бывал в Кракове и совершил, по крайней мере еще одну поездку за границу - в Италию в 1623 году, где он связался с Яном Брожеком (1585-1652), польским математиком и врачом, впоследствии ректором Ягеллонского университета.

 

Следует также упомянуть любопытный случай, о котором сообщил один из первых биографов Сендивогия — анонимный автор «Vita Sendivogii Poloni nobilis baronis», назвавший себя адвокатом Сендивогия. Он сообщает, что живущий в Краварце Сендивогий получал письма и посещения ученых со всей Европы, и среди них прибыли два человека, один старый, а другой молодой, которые представились представителями «Societas rosae crusis» и пригласили алхимика присоединиться к их братству. Хотя Сендивогий не согласился, позже была выпущена книга на немецком языке под названием Rhodostauroticum, в которой он был указан как член, но его имя не было названо. Все это звучит довольно загадочно, но вполне возможно, что эти два человека были связаны с поддельным розенкрейцерским орденом Филиппа Циглера, который называл себя «королем Иерусалима» и действовал во Франции, Голландии и Англии между 1623 и 1626 годами, основав то, что он назвал «Розенкрейцерские коллегии» ^[41]. Книга, цитируемая в этом отчете, должно быть, была Echo Colloquii Rhodostaurotici некоего Бенедикта Илариона, о котором больше ничего не известно. Поскольку она была опубликована в 1622 году и описывала «Коллегии» розенкрейцеров, она должна была исходить из круга Циглера или даже быть написана им. Как сообщает А. Э. Уэйт ^[42], автор перечислил лиц, принятых в Орден, с указанием их инициалов, и книга была впервые напечатана на немецком языке, что согласуется с информацией в Vita Sendivogii. Весь эпизод ясно указывает на то, что Сендивогий должен был знать правду о манифестах розенкрейцеров и именно поэтому он отказался присоединиться к группе Циглера.

 

Сендивогий умер в 1636 году. Но образ величайшего алхимика «эпохи розенкрейцеров» пережил его и сделал его труды чрезвычайно популярными на протяжении 17 и 18 веков. Нет смысла перечислять тех более поздних алхимиков, которые очень высоко ценили Сендивогия (например, сэра Исаака Ньютона), но стоит упомянуть, что Рукопись D.O.M.A., более известная в своей опубликованной версии как Geheime Figuren (Altona 1785-88), которую можно считать Fama 18-го века, содержит только одну цитату, которая не была взята из Библии, и она явно из «De Lapide Philosophorum» Сендивогия.^[43]

 

Слава Сендивогия также породила народные легенды - до сих пор в его родном городе Новы-Сонч говорят, что его призрак появляется на городской рыночной площади каждый канун Нового года. Он ходит по нему и разбрасывает золотые монеты. В отличие от большинства других призраков, Сендивогий приносит удачу тем, кто его видит, и в городе есть люди, которые клянутся, что видели его ^[44].

 

Хотя доказательства, представленные в этой статье, не являются определенными, они, безусловно, указывают на возможность, которая ранее не рассматривалась, а именно на то, что Михаил Сендивогий мог быть прообразом Христиана Розенкрейца и что он, безусловно, был тесно связан с началом розенкрейцерского фурора, который охватил Европу в начале 17 века и ощущается даже сегодня. Возможно, дальнейшие исследования и изучение архивных источников, особенно переписки Сендивогия с правителями и алхимиками того периода, прольют свет на некоторые еще более показательные сведения.

 

Ссылки

 

1) Frances A. Yates, The Rosicrucian Enlightenment, Boulder 1978 edition, p.39.

2) Даже несмотря на то, что Peter J. French в своем “John Dee. The World of an Elizabethan Magus” (London 1972, p.52) предполагает, что «у Джона Ди интерес к медицине был отнюдь не мимолетный», единственным доказательством этого является то, что в его библиотеке было много работ Парацельса (чего и следовало ожидать в «Величайшей библиотеке елизаветинской Англии»). В остальном Френч не упоминает о деятельности Ди как практикующего врача.

3) Rafal T. Prinke, "Michael Sendivogius - Adept or Impostor?", The Hermetic Journal 15. The book by Prof. Roman Bugaj Michal Sedziwoj (1566-1636). Zycie i pisma (Wroclaw 1968), результат исследований всей жизни, основанных на первоисточниках, до сих пор остается основной биографией и, безусловно, заслуживает перевода на английский язык. Вся информация о жизни Сендивогия в этой статье, на которую нет ссылок, взята из этой книги.

4) Ryszard Gansiniec ("Krystalomancja" in Lud vol.XLI, part 1, 1954, p. 305) упоминает примечание Ди по этому поводу, но не дает ссылки. Его следует взять из Meric Casaubon's A True and Faithful Relation or J.O. Halliwell's The Private Diary of Dr.John Dee, поскольку этот автор приводит цитаты оттуда в другом месте.

5) Herman Zdzislaw Scheuring, Czy krolobojstwo? Krytyczne studium o smierci krola Stefana Wielkiego Batorego, London 1964.

6) Проф. Бугай считает, что Сендивогий сначала прочитал трактаты Бернара де Тревизо, позднее одного из его любимых алхимических авторов, в чешском переводе Родовского. В одном из рукописных произведений Родовского (ныне в библиотеке Национального музея в Праге) есть также описание видения Бернарда, во многом похожее на Параболу Сендивогия.

7) Он также должен был получить баронский титул, который использовал, от Рудольфа, поскольку в Польше не было аристократических титулов.

8) Тольде даже называли «тайным секретарем Ордена Розенкрейцеров», но прямых доказательств этому, по-видимому, нет.

9) John Dee, Five Books of Mystical Exercises, ed. by Joseph Peterson, Silian 1985, p.232.

10) Roman Bugaj, op.cit., p.75.

11) Frances A. Yates, op.cit., p.38.

12) Ibid.

13) J.B. Craven's notes on Khunrath in The Amphitheatre Engravings of Heinrich Khunrath ed. by Adam McLean, Edinburgh 1981, p.12.

14) Frances A. Yates, op.cit., p.52-53.

15) Английская версия этого фрагмента, опубликованная А. Э. Уэйтом в The Hermetic Museum (перепечатанная Llanerch Enterprises в 1989 г.), немного сокращена. Приведенная выше цитата основана на кельнском издании 1616 года через польский перевод Романа Бугая в его издании собрания сочинений Сендивогия (Michal Sedziwoj, Traktat o kamieniu filozoficznym, Warsaw 1971).

16) Личное сообщение проф. Бугая.

17) J.B. Craven, Count Michael Maier, Kirkwall 1910, p.1.

18) Рукопись этого перевода Дж. Б. Брука из Ротенперка была завершена в 1605 г. и переплетена вместе с печатным латинским изданием. Сейчас она находится в библиотеке Национального музея в Праге.

19) См. Concerning the Secrets of Alchemy and other tracts from the Hermetic Museum, Llanerch Enterprises 1989, p. 128.

20) Оригиналы судебных документов суда над Мюленфельсом от 28 июня 1606 г. были опубликованы C.G. von Murr, Litterarische Nachrichten zu der Geschichte des sogenannten Goldmachens, Leipzig 1805, p. 54-79. Много дополнительных материалов также находится в Hauptstaatsarchiv в Штутгарте.

21) Frances A. Yates, op.cit., p.47.

22) Я в долгу перед Кристофером Аттоном за его перевод «Conceptatio Brevis» (The Hermetic Journal, 1989, стр. 79-97), который сделал возможным это важное открытие.

23) Как мне сообщил Адам Маклин.

24) In the collection of Manly Palmer Hall - see Ron. Charles Hogart, Alchemy. A Comprehensive Bibliography of the Manly P. Hall Collection of Books and Manuscripts, Los Angeles 1986, p.297.

25) Traitez du Cosmopolite nouvellement decouverts ou apres avoir donne unde idee d'une Societe de Philosophes, on explique dans plesieurs Lettres de cet Autheur la Theorie & la Pratique des Veritez Hermetiques, Paris 1691.

26) "Le 'Philosophe inconnu' et les 'Philosophes inconnus'" in Les Cahiers de la Tour St.Jacques, 1961, 7.

27) Michael Maier, Laws of the Fraternity of the Rosie Crosse (Themis Aurea) facsimile of the 1656 English edition produced by M.P. Hall, Los Angeles 1976.

28) Christopher McIntosh, The Rosy Cross Unveiled, Wellingborough 1980, p.58-9. See also Ron Heisler, "Rosicrucianism: The First Blooming in Britain", The Hermetic Journal 1989 - для информации о контактах Морсиуса с английскими розенкрейцерами.

29) Concerning the Secrets of Alchemy, op.cit., p.128, 126.

30) Библиографические сведения о ранних розенкрейцерских гравюрах см. в книге Adolphe Peeters-Baertsoen's Bibliographie des Ouvrages Imprimes et Manuscrits qui ont paru sur la Franc-Maconnerie, les Rose-Croix, etc., которая частично публиковалась в качестве дополнения к Revue International des Societes Secretes в первом десятилетии этого века.

31) Ron Heisler, "Michael Maier in England", The Hermetic Journal 1989, p.119.

32) См. Относительно секретов алхимии, op.cit., p.143.

33) The translation from Paul Allen (ed.), A Christian Rosenkreutz Anthology, Blauvelt 1981, p.461.

34) Emblem 135. See The Hermetic Garden of Daniel Stolcius tr. by Patricia Tahil and edited by Adam McLean, Edinburgh 1980, p.144.

35) Цитата по Roman Bugaj, Nauki tajemne w Polsce w dobie odrodzenia, Wroclaw 1976, p.142.

36) Adam Szelagowski, Slask i Polska wobec powstania czeskiego, Lwow 1904.

37) G.H. Turnbull, Hartlib, Dury and Comenius. Gleanings from Hartlib's Papers, London 1947, p.384. Я благодарен Рону Хейслеру за то, что он обратил мое внимание на эту ссылку.

38) См. Frances A. Yates, op.cit., p.98.

39) Roman Bugaj, Michal Sedziwoj, op.cit., p.46.

40) Otakar Odlozilik, "Thomas Seget: A Scottish friend of Szymon Szymonowic", Polish Review, vol.11, no.1, 1966. Эта информация снова была предоставлена Роном Хейслером.

41) См. Ron Heisler, "Rosicrucianism: The First Blooming in Britain", op.cit., p.52.

2) Arthur Edward Waite, The Brotherhood of the Rosy Cross, Secaucus 1973 edition, p.333.

43) The plate "About God and Nature" - see Paul Allen (ed.), A Christian Rosenkreutz Anthology, op.cit., p.260; M.P. Hall (ed.), D.O.M.A. Codex Rosae Crucis, Los Angeles 1938, plate 10.

44) Bogna Wernichowska, Maciej Kozlowski, Duchy polskie, Warszawa 1983, p.81-83.

  

Перевод © Eric Midnight, 2023

Источник http://www.levity.com/alchemy/sendi.html