Магия и Православие — Чарльз Стюарт
Магия и Православие
Из книги «Греческая Магия в древности, средневековье и в современности»
Определение термина «магия» является вопросом дискуссионным. Ниже я проиллюстрирую это утверждение посредством наблюдения за тем, как со временем изменились границы, существовавшие между Христианством и магией. При этом особенное внимание будет обращено на ситуацию, имеющую место быть в Греции. На Западе «магия» исторически стала восприниматься в качестве категории, противоположной таким социально значимым и весьма ценным видам деятельности, как религия и наука. В небольших и неученых обществах, где нет ни религиозного, ни научного института, вероятно, даже и нет такой категории, которая бы соответствовала бы понятию «магия». Обычно именно те люди, чья деятельность связана с религией или наукой, - то есть, теологи, клирики, ученые и философы, - решают, чем является магия. Магия помогает нам определить, что такое религия и наука, посредством иллюстрирования того, чем она не является. Магия – это «дурная наука» или нестандартная религия, - компендиум суеверий и заблуждений.
Викторианский антрополог И.Б. Тэйлор и сэр Джеймс Фрэзер считали, что магия является «примитивным» воззрением на мироздание. Они полагали, что в ходе человеческой эволюции магия неизбежно преобразуется в религию, и, наконец, в науку. В «цивилизованных» обществах, - таких как Великобритания, где и жили эти авторы, - магию в конечном счете должна была вытеснить наука. Любые магические практики, которые все еще существовали в такого рода обществах, считались неудачными, но безобидными «пережитками» ранних стадий эволюции. Определяя данные атавистические пережитки, антропологи могли поспособствовать тому, чтобы изжить их, и таким образом поспособствовать общему человеческому прогрессу.
Распознавание магии кажется вещью простой в наше время, поскольку наши концепции религии и науки уже ясно сформулированы и распространены в обществе. Однако те практики, которые определяют как магические, видоизменялись с течением времени, примиряясь к изменениям и развитию в главенствующем религиозном направлении и общепризнанной науке. Этот процесс происходил не в открытую, он не был последовательным, но совершался за счет многочисленных перетасовок. Вчерашние православные христианские практики в большинстве своем ныне стали практиками магическими, подобно тому, как некогда алхимия являлась признанной формой науки, но теперь считается занятием магическим. В своем сочинении под названием «Les formes élémentaires de la vie religieuse» («Элементарные формы религиозной жизни») французский социолог Эмиль Дюркгейм систематически проводит противопоставление магии и религии.
Магический Круг, использовавшийся для предсказания будущего. Кодекс 115, начало XVIII-го века. Изображение хранится в Историческом и Этнографическом Афинском Обществе.
Магия, утверждал он, индивидуалистична, она предназначена для достижения целей, которые не приносят пользу всему обществу. «Не существует церкви магии», - заявил Дюркгейм. Магию невозможно использовать в качестве ритуала, который был бы обращен к широкой общественности. По определению она является течением маргинальным и анти-социальным. Возможность существования «белой магии» Дюркгейм и вовсе не принимал во внимание. Для него магия является по определению черным искусством. Полагаю, все теоретические выкладки относительно магии предположительно незаинтересованными, общественно признанными атеистами-учеными, главным образом зиждились на устойчивых воззрениях главных христианских церквей. Ранние Отцы Церкви, такие как Иоанн Златоуст, относился к большинству дохристианских практик как к «суеверию», и потому желал их истребления. Вера в существование множества младших богов и природных духов; общение с этими божествами посредством жертвоприношений, дивинации или астрологии; а также убежденность в том, что таковые практики вызывали непосредственные изменения в природе или помогали достичь такой уникальной способности, как прозревание будущего, - наличие какого-либо из этих признаков являлось знаком того, что человек занимается магией, то есть поглощен суевериями (δεισιδαιμονία: страх перед демонами/поклонение демонам). Главный принцип подразделения заключался в принятии монотеизма. Если человек обращался к идее о существовании Единого Всемогущего Бога, в таком случае из этого логически следовало, что он не может быть иметь отношение к магии. Люди очень в скором времени поняли, что молитва и обращение к разрешенным церковным ритуалам и клирикам является наилучшим средством заполучения божественной помощи. Они поняли, что Воля Божья является наивысшей могущественной силой в космосе, и Христианство предлагает единственно действенные и эффективные средства общения с Богом. Идея о том, что на природу можно непосредственно влиять или контролировать с помощью заклинаний, была предана анафеме. И все же, не смотря на то, что Церковные Соборы ясным образом провозглашали данные положения, было проблематично доносить эти сведения до отдаленных церковных приходов в той форме, в которой они стали бы понятными для полу-образованных местных священников и по большей части совершенно безграмотных местных прихожан. На местном уровне все еще оставались сложности с различением магии от обычных христианских практик. В главе 12 своей книги Калофонос представил исследование «Жития Святого Андрея Блаженного», написанного в X веке, в котором замечательно проиллюстрирована сложившаяся ситуация. Набожная женщина обращается к весьма уважаемому в христианском мире Вигрину, чтобы решить свои семейные проблемы. Только лишь после того, как она последовала его совету, она осознала, что обманным путем стала причастна к анти-христианской магической практике. Тогда помощник Святого Андрея помог ей высвободиться из магических сетей Вигриноса. Как утверждает Калофонос, эту историю можно считать попыткой донести до народа недавние постановления относительно запрета любых видов магии, что стало возможным посредством оформления данного послания в виде жития Святого. Данная история показывает, насколько сложно порой было для народа различить магию от религии.
Западный христианский мир столкнулся с той же самой проблемой. Русский историк-медиевист Арон Гуревич утверждал, что единственным способом отличить «miracula» от «maleficia» было наблюдение за тем, кто совершает данное действо.2 Любой ритуал, выполняемый уполномоченным клириком, являлся de facto христианской практикой. Однако «Блаженные Святые» (Άγιοι Σαλοί) Восточной Церкви, такие как Святой Симеон или Святой Андрей, о котором было сказано ранее, делают даже это прагматическое разграничение магии и религии проблематичным. Блаженные Святые, носившие на себе лишь тряпки, или же не ходившие в одеждах вообще, совершавшие всевозможные со стороны забавные или удивительные аскетические практики, вне всяческого сомнения, являлись личностями маргинальными по отношению к господствовавшей Церкви. Было бы непросто для среднестатистического человека сказать, являлись ли они действительно христианскими Святыми, или же представляли собой просто социальных нонконформистов.3 Эта сложность в определении характера практиков как раз и являлась одной из главных тем истории о Вигриносе. Даже если бы мы могли продумать объективные критерии, по которым отличали бы религию от магии, мы все равно столкнулись бы с еще одной проблемой. Ритуалы, однажды признанные Церковью, со временем могут быть отклонены ею и даже демонизированы. Антрополог и историк Уильям Кристиан приводит прекрасный пример такового случая, относящийся к Католической Испании. Местный священник одной из деревень, в которой проводились исследования, сказал ему, что людям должно молиться только лишь за души тех умерших, которые пребывают в чистилище. То есть, молитвы к Богу должны относиться только к тем мертвым, души которых в конечном итоге будут допущены в Рай. Теологически было рассуждено неприемлемым, чтобы люди молиться душам, пребывающим в чистилище, как если бы души сами по себе обладали независимой властью помогать людям. В ходе исторического исследования, однако, было обнаружено христианское руководство для священников, относящееся к XIX веку, в котором практика молитвы к душам, пребывающим в чистилище, была санкционирована.4 Люди, которые ныне молятся душам в чистилище, вероятно, следуют более ранним наставлениям Католической Церкви, и не сознают, что действия их были подвергнуты запрету.
Если этот пример показывает, как доктрина Церкви, принадлежащая к некоторому времени, может стать суеверием со временем, то отношение к такому понятию, как «сглаз» в Греции иллюстрирует обратное. Верование в то, что люди способны неблаготворно воздействовать на других посредством исключительно глаз своих столь же древнее, как и миф о Персее и Медузе Горгоне в Греции. Исторические свидетельства показывают, что верование в «сглаз» твердо укоренено было во всех обществах восточного Средиземноморья, и продолжало оно существовать вплоть до завершения периода Античности. Отцы Ранней Христианской Церкви неодобрительно относились к этому народному верованию и считали его элементом языческих суеверий, которые праведные христиане должны оставить. Святой Иоанн Златоуст порицал женщин, которые покрывали лица своих детей грязью, чтобы никто не мог испытать к ним зависть и «сглазить». Он считал, что из-за этого «уродства» (askhimosyni) женщины эти попадали в «ловушку дьявола» (diavolikas pagidas).5 Святой Василий в своей «Проповеди о Зависти» отрицал мнение о том, что всего лишь завистливый взгляд может нанести какой-либо вред. С его точки зрения, все это является просто россказнями старых дев.6 То, что все эти осуждения верования в «сглаз» продолжали повторять в духовных проповедях в эпоху Средневековья, показывает, что само это верование, а также практика этого самого «сглаза» не прекращала существовать в среде мирян. Очевидно, понимая, что народное верование в «сглаз» не получится истребить, Православная Церковь включали специальную молитву против «сглаза» в христианскую практику. Молитва эта вошла в «Малый Молитвослов» (Mikron Evkhologion) после XVII-го столетия. Официально признанная эта молитва очевидным образом опирается на традиционные заклинания против «сглаза» (xematiasmata) по своим формулировкам.7 Таким образом Церковь легитимизировала то, что ранее она критиковала как суеверие. Вчерашняя магия стала утверждена в качестве нынешней религии.
В ходе антропологического исследования на острове Наксос я обнаружил подобные же примеру неуверенности и изменений в сфере «суеверия» и признанной Православной религией. Как и во множестве иных местах Греции различные «заклинания» (giteies, xorkia), предназначенные для исцеления болезней, таким как рожистое воспаление (anemopyroma), солнечный удар (iliasis) и желтуха (ikteros) продолжали распространяться вплоть до недавнего времени. Подобно ритуалам, предназначенным для избавления от «сглаза», эти заклинания обращены были к Святым, ко Христу и Богу Отцу.
Не всегда люди замечали, что эти «заклинания» не являются разрешенными православными молитвами. Деревенские жители называют их «молитвами» (prosevkhes); только внешние аналитики, такие как православные священнослужители и фольклористы классифицируют их как заклинания. В дальнейшем ситуация усложнялась по той причине, что священники, выраставшие в подобного рода деревенских местностях, зачастую не получали теологического образования высокого уровня.8 Поэтому деревенские священники склонны были к совершению тех же самых ошибок в суждениях, как и миряне. Очевидный пример сего произошел в XIX веке, когда приходской священник Апирантоса по имени Примикирий прибыл к Архиепископу Пароскому и Наксоскому, где ему был сделан выговор за чтение «kharti tis yalous» (χαρτί της γιαλούς), экзорцизма против Гелло, крадущей детей. Текст этого заклинания экзорцизма был опубликован фольклористом Д.Б. Икономидисом, отметившим, что нашел данную копии этого текста у деревенского учителя, а также местного архимандрита в 1930-е годы.9 Все это подразумевает, что даже высокопоставленные члены местного общества не считали «kharti» текстом, выходящим за рамки принятой православной религиозной практики.
Теперь я хочу обратиться к более обширному вопросу, - возможности происхождения православия и магии в Греции из общих источников на почве религиозных идей в эллинистический и ранний период существования империи. Возможно, это обстоятельство и явилось началом для определенного подобия между ними на уровне формы и значения. Вероятно, это послужило причиной сложностей, возникших для простых людей в Греции в различении магии и религии. Разберем, например, ритуал для «расколдовывания» кого-то, кто был «сглажен» (xematiasma). В Греции известно множество способов такого «расколдовывания». Для некоторых из них поджигают гвоздику или уголь и бросают его в воду, или же бросают в воду крест. Одна из наиболее известных форм ритуала xematiasma следующая: в чашу с водой капают масло, читая при этом молитву. Порой молитва читается на каждую каплю масла, падающую в воду, или же она может произноситься после того, как все масло было пролито в воду. Считается, что, смотря на то, как взаимодействуют масло и вода, «расколдованный» человек может определить, на самом ли деле его «сглазили». Если вода отделяется от масла, это означает, что человек не был «заколдован», однако если вода и масло перемешиваются, тогда, действительно, человек стал жертвой «сглаза». В любом случае, ритуал заканчивается одинаковым образом: пациента окропляют смесью масла и воды. Я называю произносимые при этом слова «молитвами», поскольку, не смотря на то, что официально они не утверждены Церковью, в них главным образом присутствует обращение к Христу или к Святым. Иногда в них включаются непристойные выражения или серьезные угрозы по отношению к человеку, которые «сглазил», как, например, в следующем заклинании из Наксоса:
Если [сглазила] женщина, пусть груди ее опухнут.
Если [сглазил] мужчина, пусть яички его опухнут.
Корабли всплывают, корабли тонут.
Однако это скорее является исключением, чем правилом. По большей части молитвы и действия в церемониях «расколдовывания» совместимы с православием, что подтверждается и тем фактом, что официальный православный ритуал «расколдовывания» также включает в себя окропление Святой Водой (agiasmos).
В Наксосе человек, который думает, что его «сглазили», может молча перечислить девять телесных отверстий, при этом так же безмолвно молясь.10 Эта практика напоминает нам о ритуале крещения, когда органы чувств новопосвященного помазывают и запечатывают маслом, а затем миррой. Это символизирует «запечатывание» человеческого тела Святым Духом, чтобы оно было недоступно для вторжения демонов. В тот момент, когда некто подозревает, что его «сглазили», он вновь перечисляет отверстия, произнося молитву, таким образом подтверждая действенность ритуала крещения, замещая определенную его часть.
Можно утверждать, что ритуал избавления от «сглаза» и православная церемония крещения соответствуют друг другу. Их ритуальная форма подобна, и подобным же является сам замысел. Вода благословляется посредством добавления масла как в том, так и в другом ритуале, затем участник ритуала входит в соприкосновение с водой. Разница заключается в том, что при крещении человек полностью погружается в воду, а во время церемонии xematiasma происходит окропление. В обоих ритуалах, однако, вода используется для очищения человека от демонической одержимости.
Поскольку есть риск, что вода, посредством которой будет очищаться человек, может содержать в себе демонических духов, сама она проходит очищение в обоих ритуалах. По крайней мере, ритуал избавления от «сглаза» может рассматриваться в качестве народной формы agiasmos, но я также стал бы рассматривать ритуал agiasmos в качестве мини-крещения. Он представляет собой воспоминание и возобновление очищенного состояния человека при крещении.
Как объяснить эти подобия между центральными ритуалами православия и магическими ритуалами? Я подозреваю, что многие люди будут утверждать, что первым появился православный ритуал крещения. Церемония избавления от «сглаза» и церемонии agiasmos должны были появиться позже, и частичная имитация ритуала крещения, и отсылки к нему, весьма похожи на образ действия деревенских детей, которые продолжают имитировать процессию «Epitaphios» по прошествии недель и месяцев после Пасхи. Я думаю, что оба этих ритуала развивались независимо друг от друга в поздний период Античности, и происходят они от общих эллинистических идей относительно демонической власти, эффективности экзорцизма, освящающей силы масла и очищающего действия воды. Оба ритуала, крещение и xematiasma, таким образом, оба были выкроены из одного культурного одеяния. Однако затем они продолжили свое движение в различных траекториях в эллинистической культуре, что продолжалось на протяжении двух тысячелетий. Суть православной церемонии крещения была сформулирована во II-м веке от Р.Х., и данный ритуал в дальнейшем развивался теологами и клириками, которые постепенно оформляли текст церемонии. Тем временем церемония избавления от «сглаза» следовала иным курсом. Хотя он основывался на тех же самых идеях, что и церемония крещения, ритуал xematiasma, так же, как и иные заклинания для излечения болезней, был запрещен Церковью. Они передавались изустно, подвергались определенным ограничением, таким как, например, передача заклинаний представителями одного пола из поколения в поколения, от матери к сыну, и от отца к дочери, и так далее. Эта изустная передача привела к тому, что в заклинаниях имеются те или иные различия, они видоизменены по сравнению с текстуально оформленным, доктринально защищенным ритуалом крещения.
Одним из любопытных элементов церемонии xematiasma является ее дивинационная составляющая. Глядя на смесь масла и воды, согласно данному поверию, человек может определить, был или не был пациент в действительности «заколдован», а даже если он не был «заколдован», ритуал не прерывается, но доводится до конца. Практика дивинации посредством смотрения в чашу с водой, с добавлением или без добавления масла, называлась «леканомантией», данная практика была известна во времена Античности. Ее продолжали использовать и в Византийский период. Ритуал «xematiasma», вероятно, сохранил в себе некоторые формальные элементы леканомантии11, однако видно, что элемент дивинации атрофировался, поскольку он не влияет на ход ритуала. Церемония крещения, возможно, тоже основывается на принципах леканомантии, однако поскольку дивинация в период ранней Церкви была классифицирована как практика языческая, нет ничего удивительного в том, что эта значимая часть ритуала была полностью удалена.
Христианство по большей мере развивалось в рамках эллинской культуры первых веков нашей эры. Христианство первоначально представляло собой семитскую идею, которая затем распространилась за пределы Палестины, и обрело множество обращенных в грекоговорящем обществе, которое ныне и составляет Грецию. Христианство развивалось в виде систематической религии именно этим путем. Большая часть «Нового Завета» была написана на греческом, это был язык, на который была переведена керигма, и культура, к которой она была адаптирована. Таким образом ныне Греция находится в весьма необычном положении. Она представляет собой пример того, что антрополог МакКим Марриотт называл «местной великой традицией». Это означает, что греческая форма христианства (в данном случае мы имеем ввиду греческую культуру в широком смысле) является результатом местного развития, а не внешнего колониального или имперского введения.12 Иными словами, существует генетическая связь между православием и местной культурой в Греции, что не присуще многим странам мира, например, Южной Америке или Африке, где Христианство перенималось людьми совершенно не европейскими, где социальные и климатические условия весьма отличались от тех же самых условий восточного Средиземноморья.
Одним из следствий данного положения является то, что местные религиозные практики, считавшиеся Церковью «суеверными», в действительности формально весьма подобны ее собственным центральным ритуалам. Века взаимодействия и компромиссов между этими двумя традициями, которые, в частности, были изложены выше, еще более усложнили данную ситуацию. Иностранные, завезенные извне формы магии греки могут с легкостью распознать, однако разграничительная линия между народной магией и православными практиками зачастую намного сложнее заметить. В конечном счете весь вопрос упирается не в соображения о том, кто совершает ритуал, а в то, что декларирует Церковь. Для того же, чтобы декларировать что-либо, может потребоваться время, и, кроме того, после решение может измениться. В этом заключается причина произвольности и неуверенности в попытках отличить магию от религии в Греции.
Примечания:
1. – Luhrmann 1989.
2. – Gurevich 1988: 74.
3. – Благодарю Георгия Калофоноса за это исследование.
4. – Christian 1989: 94.
5. – Veikou 1998: 61. Относительно «atopa» и «geloia» как средств избавления от «сглаза», см. Engeman 1975:
30.
6. – Greenfi eld 1988: 112.
7. – Stewart 1991: 235.
8. – В 1920 году только 1% всего православного клира (исключая епископов) получили университетское образование. К 1975 это число возросло только до 8%. См. Ware 1983: 217.
9. – Oikonomidis 1940: 65ff .
10. – Подобный же вопрос относительно Крита обсуждается в Herzfeld 1986: 107–20.
11. – Относительно данной и связанных с ней практик см. Delatte 1932.
12. – Marriott 1955.
Статья из книги «Греческая Магия в древности, средневековье и в современности»
Автор © Чарльз Стюарт
перевод © Eric Midnight для Teurgia.Org, 2012 год