Философия оккультиста
Папюс

ГЛАВА I
ПСИХОЛОГИЯ

Положение философии оккультизма по отношению к материализму и богословию. — Характеристика оккультизма в философии. — Психология оккультизма. — Астральное тело, показывающее на переход духа («я‎») к телу («не я‎»). — Состав человеческого существа из трех начал. — Анализ начал и применение психологическое и анатомическое. — Состав человеческого существа и анализ других начал. — Физическое тело. — Астральное тело. — Психическое существо. — Сознательный дух.

Классическая спиритуалистическая философия всегда характеризовалась чрезвычайным пренебрежением к анатомическим фактам и физиологическим законам.

Считалось, что дух является единственным создателем материи и может предписывать ей законы, не подчиняясь им сам; эта аксиома, основанная на силлогизме или даже без этого основания, признавалась более доказательною, нежели опыт. Приведенному взгляду обязана своим происхождением схоластика, столь долго тормозившая свободное развитие философских систем. Дух человеческий не в силах был выпутаться из лабиринта логических построений, и появившееся в XV веке сочинение Раймонда Луллия «‎Ars Magna‎» — оставаясь непонятным в течение трех веков — давило умы своим неясным механизмом беспощадной логики.
Порвав отношения с экспериментальною основою, которою обладали герметисты и алхимики, богословы утопили человеческий ум в потоках настолько же бессодержательной, насколько притязательной метафизики. В настоящее время такую метафизику, во всем ее величии, можно найти лишь в семинариях, где она отвращает умы будущих священников от истинного наблюдения законов природы. Декарт показал себя скорее пифагорейцем-профаном, нежели посвященным, взявшись за возвращение философии, запутавшейся было в метафизических аксиомах, к изучению фактов. Но по крайней мере он попытался спасти человеческий ум, вытаскивая его из богословской колеи. Сочинения аббата Виллара, и в особенности его роман «‎Граф де Габалис‎» (Comte de Gabalis), показывают, с каким недоверием розенкрейцеры того времени наблюдали декартовскую попытку произвести переворот в философии.

Прежде всего, значит, не следует смешивать спиритуализм современных оккультистов с этими чисто метафизическими идеями. Оккультисты, проникаясь привычками мистиков, могут иногда высказывать такие положения, которые современникам кажутся безумными или очень гадательными, но по крайней мере эти утверждения будут опираться на изучение фактов, выводы из которых сделаны по методу аналогии. Что, например, ответят наши астрономы на утверждение, будто бы светила суть живые существа, обладающие разумом и физическими функциями? И однако это утверждение выведено оккультистами по аналогии из внимательного наблюдения астрономических и метеорологических фактов.

Несмотря на то, что оккультную философию нельзя отнести к категории чистого идеализма, так как она выводит свои отвлеченные умозаключения из наблюдаемых фактов, ее нельзя также приравнять к реализму или к позитивизму, ввиду тех чисто мистических выводов, к которым она приходит путем философской обработки наблюденных фактов.

Следуя за Спенсером до того пункта, где, по его словам, стеклянная перегородка отделяет познаваемое от неподдающегося познанию, оккультист разбивает это стекло и, с помощью метода аналогии, смело устремляется в эту область, недоступную физическим чувствам обыкновенного человека.

Вот почему критику трудно определить место оккультизма в философии. Очевидно, это — платонизм, как потому, что Платон олицетворяет собою на западе эзотерическую доктрину Египта, так и потому, что к Платону примкнули христианские философы-гностики и другие посвященные, алхимики и некоторые христианские каббалисты. Но платонизм оккультистов приспособляется к положительной науке и к характеру каждой эпохи с гибкостью, приводящею критику в недоумение. Мы видим один и тот же общий характер философских построений и у египтян в «‎Книге Мертвых‎», и в посланиях апостола Павла, и в евангелии св. Иоанна, и в сочинениях гностиков, и в каббалистических комментариях Маймонида, и у других еврейских и христианских каббалистов. Везде мы находим учение о троичном составе человека, природы и Бога, везде мы находим безусловное отрицание как грубого материализма, так равно и пантеизма. Эту же философию мы находим под именем герметизма у алхимиков, в применении к астрологии — у Агриппы, в применении к физиологии — у Парацельса, и, наконец, в 1860 году у Луи Люкаса — в применении к химии.

Когда чистый спиритуализм, с направлением исключительно идеалистическим, будет побежден экспериментализмом, тогда независимые исследователи неизбежно придут к оккультной философии.

Наоборот, когда экспериментальный позитивизм, с чисто материалистическим направлением, внезапно наталкивается на явление телепатии, на фотографирование призраков, на мысленное внушение и на психометрию — то, прежде всего, его представители возмущаются и сердятся, отрицают все без разбора, обзывают всех, не принадлежащих к их лагерю, сумасшедшими, галлюцинатами, мошенниками и дураками, но в конце концов факты говорят настолько громко, что приходится спасовать перед очевидностью. Эти факты становятся тем очевиднее, чем более совершенными становятся аппараты механической записи, заменяющие собою обманчивые человеческие чувства. И очевидность становится неотразимой, когда весь опыт проводится на одних механических приборах, как все опыты физики. В этом случае независимому исследователю приходится вступить в область оккультной философии. Вот почему часто писали, что оккультизм процветает в эпохи политических и философских смут.

Действительно, через оккультизм языческие философы переходят в христианство, зарождающееся в Александрии; оккультизм был широко распространен в Риме ко времени занятия его варварами, равно как и в Византии — ко времени мусульманского нашествия. Затем, тот же оккультизм, в лице Раймонда Луллия, выводит зарождающийся университет на путь классической философии; а ближе к нашему времени, опять таки оккультизм, чрез Месмера, Калиостро, Мартинеса де Паскуалли и Сен-Мартена, занимает умы во время революции и вдохновляет иллюминатов и другие тайные общества.

Странной может показаться профану судьба герметической философии: она остается неприкосновенной среди революций, нашествий и других катастроф, а в момент, когда нить человеческой мысли кажется пресекающейся, эта философия неожиданно восстановляет ее целость и воскрешает таким образом своего старинного врага — классическую философию.

Следует в самом деле признаться, что философия, как и богословие, никогда не были милостивы к оккультизму.

ПРОДОЛЖЕНИЕ — В СЛЕДУЮЩЕМ ОБНОВЛЕНИИ